– Но они же такие милые! – возмутился Кё. – Как ты можешь так говорить?

– Вот погоди: укусит тебя кто-нибудь из них в задницу, – усмехнулась Аяко, – или боднет как следует. Посмотрим тогда, какими они для тебя будут милыми!

Когда группа приблизилась к святилищу, Аяко потянула внука за рукав:

– Рано еще. Пойдем прогуляемся.

Она повела Кё в противоположном от прочих туристов направлении, и они стали уверенно подниматься к вершине горы. На этой дорожке Аяко с внуком оказались одни: бо2льшая часть прибывших просто слонялись вдоль берега, любуясь «плывущими воротами», а затем спускали некоторые суммы в местных ресторанчиках и сувенирных лавках, после чего садились на паром и отплывали обратно на «большую землю». Разумеется, Аяко предпочла более интересный и требующий усилий маршрут.

Когда они добрались до вершины, Кё исполнился признательности к бабушке. Он с восторгом разглядывал открывшиеся сверху виды, расцвеченные яркими осенними кронами. Глядя вниз, на бухту, он сознавал, что потраченные на подъем силы того стоили: на просторах интернета он видел великое множество фотографий «плывущих ворот» святилища, но ни разу не встречал запечатленных с этого ракурса. Бабушке в который раз удалось показать ему мир с новой, неожиданной стороны!

Он сфотографировал этот чудесный пейзаж на телефон, рассчитывая потом изобразить его графически. При этом Аяко не преминула его пожурить:

– Вечно ты с этой штуковиной!

Уже собравшись убрать мобильник, Кё получил от Аюми сообщение по LINE:

Привет, Кё!

Мне надо с тобой поговорить. Можем встретиться завтра?

Аюми

Он внимательно перечитал текст. В душе забилась тревога. «Мне надо с тобой поговорить»…

Аяко между тем направилась обратно к дорожке вниз. Сунув телефон в карман, Кё поспешил следом. Однако послание Аюми обеспокоило его не на шутку.

Спустившись к обзорной площадке, они некоторое время с восхищением наблюдали, как солнце садится за ворота святилища. В небе разлилось розово-пурпурное великолепие, и Кё торопился сделать как можно больше снимков, пока светило полностью не скрылось с глаз.

Аяко наблюдала за внуком, нежданно глубоко растрогавшись и не в силах оторвать взгляд от его лица, от его глаз, его мимики… Фотографируя, Кё словно преображался. Именно сосредоточившись на чем-то творческом, он как никогда становился похож на Кендзи. Именно это выражение лица до глубины души трогало Аяко, когда Кё что-то рисовал. Оно словно возвращало ее в те времена, когда ее сын с кистью и чернилами корпел над каллиграфией, выводя замысловатые изгибы иероглифов, или когда сидел ссутулившись над негативами, выбирая наилучшие снимки для увеличения и печати. У Аяко даже возникла мысль: не потому ли она так активно настраивает Кё на рисование, что это словно возвращает к ней того Кендзи, которого она потеряла много лет назад, даже еще до его гибели?