– И все же ты оказалась самой сильной из всех нас… Даже когда меня не станет и когда война подойдет к концу, ты продолжишь жить… И, надеюсь, найдешь себе достойного мужчину, с которым проведешь остаток дней.

– Ты не умрешь! Что ты такое говоришь, – возмутилась Яшма. Но и ей не было дано сдержать поток слез.

– Я слышала, что сказал врач… Я не спала, – затухающим голосом прошептала Дани, пытаясь отвернуться от нее. Яшма поспешила помочь тете опустить голову на подушку.

– Ш-ш-ш, теперь отдыхай. Не утомляй себя пустыми разговорами.

– Не пытайся скрыть правду. У меня не так много времени осталось. Яшма, послушай меня. У меня к тебе две просьбы… – Она закрыла глаза. – Во-первых, сохрани бриллиантовое колье. Что бы ни случилось, не расставайся с ним. Не надо его сейчас продавать. Пусть оно останется на самый крайний случай. И, естественно, когда я покину этот свет, и дом, и все в нем останется тебе. Но колье гораздо более ценное, чем все остальное, вместе взятое. Помни об этом. Во-вторых, я хотела бы перед смертью повидать двух людей. Единственных двух мужчин, которые были мне небезразличны. Поможешь мне пригласить их сюда? Кажется, я уже не в силах даже письмо написать.

На следующий день Яшма отправила два письма: одно – в дом Ли Мёнбо, другое – в издательство Ким Сонсу.

* * *

Мёнбо вернулся домой ближе к концу недели, после заседаний с товарищами по коалиции, в которую, в едином порыве борьбы за независимость, вошли представители политических движений всех направлений: анархисты, коммунисты, националисты, христиане, буддисты и чхондоисты. Мёнбо был одним из руководителей коммунистов, но в их рядах были те, кто считал, что основная борьба должна разворачиваться преимущественно по линии противостояния буржуазии и пролетариата, богатых и бедных, а не в ходе сопротивления корейцев японцам, как всегда полагал сам Мёнбо. Анархисты верили, что любой общественный порядок несет в себе разрушение и угнетение. Националисты были консерваторами, многие из которых видели больше перспектив в развитии США, а не Кореи. К тому же националисты были столь же непримиримыми с коммунистами, как и с японцами. Христиане были по большей части пацифистами, хотя и среди них были те, кто с радостью совершал покушения на японских генералов и губернаторов, прежде чем приставить дуло пистолета к собственной голове. Все группы были уверены в том, что Япония была готова сдать каждого корейца на работу в шахты, а каждую кореянку – на службу в бордель для нужд военных, прежде чем признать поражение. Разногласия возникали из-за того, как именно стоило подорвать Японию изнутри до наступления этой страшной перспективы.