Яшма проснулась где-то через час, перед восходом солнца и сразу же прошла в спальню к тетушке. Дани не ответила, когда Яшма обратилась к ней по имени и присела рядом с ней.

– Проснись на секунду. Надо воды попить. Наконец-то спала жара. Утро будет замечательным…

В том, как ее слова зависали в воздухе, так и оставаясь неуслышанными, напомнили Яшме о белой пыльце платана. Летом, когда солнце светило под определенным углом, пушинки мерцали россыпью звездочек в воздухе, каждая из которых решительно следовала по собственному неизведанному пути, хотя ветер нес их в одном направлении. Яшма как-то долгое время наблюдала за пыльцой, чтобы удостовериться, опускается ли она когда-нибудь на землю. Но белые плоды продолжали витать, как и ее слова сейчас, где-то между небом и землей. Так она и поняла, что тетушка покинула этот свет.

Глава 23 Начало конца

Глава 23

Начало конца

1944 год

По завершении утреннего заседания временного правительства Чонхо спустился по лестнице и прошелся по двору, щурясь от света, белого как снег. Чонхо нагнал один из молодых коллег.

– Товарищ Чонхо, вы с нами в теннис сыграете? – Парень был из образованной семьи, из ответвления древнего рода седобородых ученых и чиновников. В отличие от своих предков молодой человек был атлетического сложения. В школе его хвалили за спортивные успехи. Парню было всего 22 года, и его вечно тянуло заняться чем-то, что, впрочем, отвечало действовавшему для всех них требованию держать себя в форме. Казалось, молодой человек был искренне расстроен, что по ночам ему приходилось спать. Чонхо, которому уже было 38 лет, и завидовал и потворствовал такому щенячьему задору.

– Не сегодня. Надо сходить к сапожнику, поставить набойки на башмаки, – ответил он с улыбкой.

– Тогда в следующий раз. – Любитель тенниса отвесил ему поклон и поспешил покинуть двор.

Чонхо проследовал за ним, но более размеренной походкой. Временное правительство размещалось в темном трехэтажном здании, к которому нужно было идти по переулку. Когда он вышел на главную дорогу, им полностью овладели неутомимый блеск и шум Французской концессии. Чонхо показалось, что здания из красного кирпича еще больше побагровели, а платаны, выстроившиеся вдоль бульваров, стали еще зеленее. По улицам прохаживались дамы с длинными ногами и узкими бедрами, в плотно облегающих тело платьях-ципао. До него доносились неразборчивые речи на хрипловатом шанхайском говоре. В звуке шагов была своя музыкальность, как и в воздухе, подернутом нотами масла для жарки и чая. Несмотря на вездесущие японские флаги, которые зловеще развевались повсюду, местные люди выглядели менее страждущими. Мёнбо ему говорил, что китайцы были более привычны к войнам и сменам династий, чем корейцы. По словам наставника, жителям Поднебесной было не столь уж важно, кто руководил ими. К тому же в пределах Французской концессии японская оккупация ощущалась гораздо менее явно, чем в остальном Шанхае.