– Но стоит очень дорого, – сказала жена Сида.
– Мы можем разделить на всех, – сказала заморская жена.
На что жена Сида, гордившаяся своей прямолинейностью, ответила:
– Мы делаем все, неужели вы не можете хоть что-то взять на себя?
После этого радость воссоединения начала блекнуть с каждым днем, и кто-то обязательно шикал на другого, кто-то призывал сменить тему, кто-то говорил: «Подумай о расходах», и в конце концов все стали отчитываться о потраченных деньгах, ведь людей, живущих за границей, считают курицами, несущими золотые яйца. Да, там больше зарабатывают, но и расходов больше, здесь вся семья, а кто поддержит нас там в старости? Нам и об этом надо позаботиться. Каждый раз, приезжая, привозим дорогущие подарки, а когда он работал здесь, оставил счет, на котором были приличные сбережения, мол, пользуйтесь, когда понадобится, и все разлетелось на то и на это, а ведь было отложено на такие вот времена, где нам теперь взять еще?
– Все скинутся поровну – и никаких проблем, – настаивали заморские.
– Раз поровну, – прикинули здешние, – тогда хорошо бы вам вложиться и в то, что мы тут делаем одни, стоило только заикнуться хоть о какой-то помощи, как вы вспомнили про равные обязанности.
– Да замолчи, хватит! – вмешался кто-то.
– Почему это замолчи? Почему хватит? – ответили другие.
И тут же полетели упреки:
– Вот такая уж наша тетушка: когда ей что-то нужно, она член семьи, а когда что-то нужно от нее, она современная женщина и отдельно.
На этом месте поднялся Старший. Или потому что его верный друг Коува постучал в окно. Он угощал его роти и беседовал:
– Это ты или ты – его сын? У тебя глаза более беспокойные и жадные, а его были наполнены пониманием и сочувствием, а здесь, где шея серая, была бородка. – И Старший погладил его в этом месте.
– В наших домах не принято так бурчать-ворчать, кар-кар, – сказал Коува. Потом, от усталости открыв рот, уставился на Старшего.
Старший не понял его карканья. Но любовь и дружба не нуждаются в каком-либо языке.
– Хочешь поговорить со мной? – ласково спрашивает Старший. – Ой, нужно же принести воду и мячик.
Он поворачивает пластиковую чашку в сторону Коувы, и тот пьет из его рук. Катает туда-сюда новый теннисный мячик, и тот отбивает его.
Оба играли в мяч, повернувшись спиной к перебранке. Забавно, что вся перебранка перебралась посмотреть на них и, стихнув, превратилась в радостные возгласы умиления:
– Ух ты, посмотри только на них! Как ворона здорово играет! Смотри-смотри, клювом отбивает мяч! Нет, лапой! Нет, клювом, нет лапой. – И перебранка снова возобновилась.