На сей раз решительно поднялся на крыльцо, попросил записать «на войну». Спросили: где в армии служил? Звание? «Взяли» троих: меня – старшину второй статьи запаса, ровесника по годам – сержанта и совсем молоденького рядового.
На следующий день, как договаривались, при дорожных «сидорах», встретились троицей в условленном месте. Моросило, сквозило прохладой. Солнца не было. Сержант выглядел собравшимся, как на длительные лесозаготовки, – при хорошем харчевом запасе. Не удивился бы, если бы он пришел при двустволке шестнадцатого калибра и был опоясан патронташем, набитым желтыми латунными патронами, заряженными нулевой дробью, что годится на крупную водоплавающую дичь, скажем, на перелетных гусей. Все экипировались по погоде. Повздыхали дружно: поздно! «Белый дом» в Москве уже опутан спиралью Бруно, окружен внутренними войсками, ОМОНом, подтянуты бронемашины, танки. В телевизоре вон все наглядно! Поздно! Понимать много тут не надо. «Лишних» в Москву не пропускают, строжайший шмон приезжающих. Заловят еще на подступах к Казанскому вокзалу, где-нибудь в знакомой мне по годам службы Малаховке, прищучат – и мама родная не узнает!
Сержант сказал, словно себе одному: «Бери шинель, иди домой!»
Четвертого октября, утром, наступила развязка.
Девяносто третий год
Девяносто третий год
«Демократически настроенные оппоненты никак не придут к единому мнению: какой ярлык позабористей навесить на наше издание? Один литератор-коллега, грассируя и спотыкаясь на звонких согласных, вымолвил как-то словцо – «прокоммунистическое», а следом повторила его радиостанция «Свобода» из Мюнхена. Быть сему корреспонденту из Тюмени, снабжающему немецкую радиостанцию компроматами на «ТЛ», «лучшим немцем № 2», после М.С. Горбачева, естественно.
Наши друзья, русские эмигранты – патриоты, почитающие Государя и Национальную Россию, – пишут нам: «Держитесь! Берегите НАШЕ издание!».
* * *
* * *Горький, тревожный – копя протестные силы – прожила Россия послерасстрельный 1994-й год.
Мучительно – в трагических размышлениях катился и для меня этот год. Что происходит? Обозревал я окрестности, наблюдая мерзость, предательства вчерашних знакомцев, перелицевавшихся в «нормальных пацанов», сквозь растопырку пальцев которых сочилась измена. Хамство, заимствованное из телевизора, вытянутое из кофейной гущи всё на тех же, обсиженных десятилетиями, панельных диссидентских кухоньках. И тут ничего не изменилось. Лишь вектор направленности ядовитых стрел. Вчера они были красного цвета, теперь же цвета мутно ельцинской бормотухи, с привкусом русофобии и сионизма. Торжество Хама?!