Чтобы доставить свой громоздкий зверинец из Сибири в Новую Зеландию, Мирс телеграфировал Скотту и, имея на то все основания, попросил выделить ему помощника. В то время на Дальнем Востоке находился брат Кэтлин Скотт, офицер торгового флота Вилфред Брюс, тоже записавшийся в экспедицию. Характерно, что Брюс, торопившийся домой, выбрал для этого трудное двухнедельное путешествие по Транссибирской магистрали – и только в Британии выяснил, что Скотт пытался остановить его телеграммой еще в Иркутске, чтобы направить на помощь Мирсу. Брюс невозмутимо прокомментировал эту новость:

Я предположил, что если пробуду две-три недели в Англии, то обратное путешествие через весь континент окажется не очень трудным, и план будет все равно выполнен.

Он попал во Владивосток вовремя, чтобы помочь Мирсу с погрузкой. Это было, как записал он в своем дневнике,

ужасно… сильный дождь, грязь на улицах по колено. Два пони дважды вырывались, Антон их ловил. Сидя верхом на одном из них, он пытался завязать веревку, пони пришел в ярость, встал на дыбы и ударил меня копытами по плечам. Правда, не так больно, как можно было ожидать.

После мучительного пересечения Тихого океана, сменив три корабля за пять недель, Мирс прибыл в новозеландский Литтлтон, не потеряв ни одного животного, но перестал общаться с Брюсом. «Конечно, он, как говорится, “свой парень”, – охарактеризовал его Мирс, – но слишком уж дурашливый для такой работы». Брюс искренне отвечал тем же: Мирс «немного не в моем вкусе». Кроме того, Мирс вызывал недовольство попутчиков своей неряшливостью, небритостью и появлением на палубе в пижаме. На восстановление сил после этого путешествия у него было два месяца – 28 октября в Литтлтон на «Терра Нова» прибыл Скотт. На следующий день он приехал к Мирсу и с облегчением – после нескольких месяцев неизвестности – убедился, что его миссия оказалась успешной.

Два дня спустя Скотт посетил остров Квейл, где содержались собаки и пони, и, судя по записи в его дневнике, остался «очень доволен животными… думаю, это лучшие собаки из всех когда-либо собранных вместе».

Оутс по поводу пони испытывал явно меньшее восхищение: «Узкая грудная клетка. Сбитые колени… Старый. Сосунок…» И далее в его дневнике следовало монотонное перечисление всевозможных лошадиных недостатков с существенной ремаркой: «Перечисляя дефекты пони, я упомянул только те, которые могут серьезно помешать их работе или требуются для идентификации».