Понятно, что Йохансена спровоцировало поведение Амундсена при возвращении во Фрамхейм. Но у этой вспышки имелись и более глубокие причины. Молчаливое противостояние таких личностей в течение длительного времени неизбежно должно было закончиться взрывом. Вопрос Амундсена за завтраком стал легким толчком, вызвавшим мощный обвал.
Вероятно, это оказалось самым серьезным кризисом за всю карьеру Амундсена. Его авторитету бросили опаснейший вызов. Это был настоящий бунт. Его личные чувства были глубоко уязвлены, но во сто крат важнее было другое – такой разлад в изолированном сообществе, где единство означало жизнь, грозил гибелью всем участникам экспедиции. Амундсен понимал:
Ссора не входила в планы Йохансена. Он почувствовал сожаление из-за сказанного почти сразу после того, как произнес эти слова. Но он больше не мог себя контролировать. Десять лет унижений и неудач не прошли бесследно-. Он хранил в своей душе груз обид – реальных и воображаемых, – одна из которых состояла в том, что ему несправедливо дали самую слабую упряжку. Кроме того, из-за пьянства его психика стала опасно нестабильной.
Возможно, он стал жертвой полярной мании. Но Амундсен, даже чувствуя его предвзятость, не мог позволить себе ни симпатии, ни сентиментальности. Ради блага экспедиции ему нужно было восстановить власть над людьми как можно скорее.
Его главной задачей стала необходимость изолировать Йохансена. Он начал с того, что оставил его вспышку без ответа, обратившись с конкретным объяснением своих действий к нему одному, а не ко всем. Он сказал, что двое самых быстрых возниц, Хелмер Ханссен и Стубберуд, обморозили пятки и должны были оказаться в тепле как можно скорее. Это не выдерживало критики, поскольку Преструд, тоже сильно обмороженный, был брошен на произвол судьбы. Правда заключалась в том – и это поняли все, – что Амундсен в какой-то момент потерял голову, глубоко разочарованный результатом проверки своих планов. Он запрыгнул в ближайшие сани и позволил вознице гнать в полную силу, вместо того чтобы отдать приказ снизить скорость и поддерживать контакт со всей партией. Как отметил спустя годы Стубберуд, это «просто было ошибкой». Но в любом случае попытка Амундсена объяснить случившееся смягчила большинство его спутников. Преструд, однако, был сильно подавлен и поддержал Йохансена, после чего Амундсен, сохранявший ледяное спокойствие, прекратил этот разговор. Они встали из-за стола, и вопрос повис в воздухе.