Она и впрямь знала, но ее самообман требовал смелых действий, а гордость убеждала в собственном превосходстве. Она приехала в одиночку, потому что так ей велело тщеславие.
Если она и тревожилась, то ловко это скрывала, как скрывала до поры до времени всю силу своей гложущей ненависти. Думаю, поначалу верх взяло любопытство. Она не могла понять, что мною движет, и не хотела нападать на врага, не разобравшись в его оружии.
Разумеется, мое оружие ей было неведомо — смелость, надежда, вера. Я показывал их прямо и без утайки, но Моргана не сумела их различить.
Я заговорил первым.
— Итак, Моргана, — промолвил я, вставая при ее приближении. — Я знал, что ты меня отыщешь, и молился, чтобы это случилось быстрее.
— Ты далеко от дома, Мирддин Дикий, — отвечала она, спрыгивая с седла.
Я ничего не мог прочесть в ее тоне.
— Быть может, — промолвил я. — Полагаю, мы оба здесь чужаки.
Она возмутилась.
— Ты себе льстишь, если думаешь, будто мы встретились на равных. Я настолько же выше тебя, насколько солнце выше бесплодной земли, по которой ты тащишься, насколько сокол выше блохи, что кусает твое жалкое тело. Так что нечего нас равнять.
— Когда-то ты предложила мне дружбу, — заметил я. Странные слова; не знаю, зачем я их сказал. Может быть, Господня милость столь безгранична, что могла бы распространиться и на Моргану? Итак, ради этой милости я попросил: — Еще не поздно, Моргана. Отвратись от прежнего, и я помогу тебе. Ты тоже можешь спастись.
Как я и ожидал, она отвечала насмешкой.
— Неужто ты думаешь растрогать меня этим, милый Мирддин? Неужто ты думаешь, что твой жалкий Бог хоть каплю меня занимает?
— Я предложил тебе мир, Моргана, и не отказываюсь от своего слова.
Он выпустила поводья и медленно приблизилась ко мне.
— За этим ты сюда и пришел?
Я чувствовал, как разгорается ледяной жар ее ненависти.
— За что ты так меня ненавидишь?
Моргана взмахнула рукой, и мой костер взвился в небеса. В тот же миг она откинула покрывало, чтобы сразить меня своей жуткой кра