— Нечего нас укорять, — отвечали злодеи, — лучше защищай, как тебе положено.
— Из-за вас это нелегко будет сделать. Клянусь Тутатисом, все вы аспиды и ехидны! Век бы вас не знать. Однако я поступлю, как считаю лучшим: уступлю престол Гверну, родичу Брана. Он не станет воевать с сыном своей сестры.
И Маллолох отправил гонцов к Брану сообщить тому эту весть, когда он вступит на берег.
Гонцы повиновались и учтиво приветствовали Брана, когда тот вступил на берег с обнаженным мечом.
— Какой ответ передать нашему повелителю? — спросили они.
— Скажите своему господину, что не будет ему ответа, покуда он не предложит мне что-нибудь получше.
Ирландцы вернулись к своему господину, а звон обнаженной стали стоял в их ушах.
— Господин наш и защитник, — доложили они. — Бран сказал, что не будет тебе ответа, покуда не предложишь ему что-нибудь получше. Наш тебе совет — приготовь ему что-нибудь получше, ибо мы не лжем и он не желает слышать о том, что мы ему говорили.
Маллолох печально кивнул.
— Тогда скажите брату моему Брану, что я выстрою ему величайшую крепость, какую видывал свет, с таким залом, чтобы в одной половине помещались все его люди, а в другой — все мои. И пусть он владеет Ибернией и Островом Могущественного, а я буду при нем управителем двора.
И советники вернулись к Брану и передали ему это предложение, которое его удовлетворило, так что он сразу согласился. И они заключили мир и начали строить крепость с огромным домом.
И люди со всей Ибернии принялись рубить для него лес и разговаривали между собой, как все работники. Эвниссиэн, притворившись одним из них, стал сетовать на жестокость Брана и несправедливость его правления. Подстрекаемые Эвниссиэном, работники начали говорить:
— Негоже, чтобы наш господин и повелитель стал управителем двора в собственном королевстве. Для него это большое бесчестье, да и для нас тоже.
И работники устроили ловушку: прибили по крюку к каждому столбу, повесили на каждый крюк по кожаному мешку и посадили в каждый мешок по свирепому воину.
Когда дом был готов, Маллолох послал известить Брана. Эвнисси- эн узнал про это и поспешил войти в дом вместе со всеми. Он кривился на богатый чертог, словно на самую жалкую пастушью лачугу. Обратив коварный взор на ближайший кожаный мешок, он спросил:
— Что это?
— Ячмень, — отвечал один из работников.
Словно желая пощупать зерно, Эвниссиэн запустил руку в мешок, нащупал голову воина и сдавил ее так, что его пальцы сквозь кости вошли в мозг.
И как он сделал с первым мешком, так поступил и со всеми остальными мешками по очереди, так что никого из двухсот воинов не осталось в живых.