– Не спросит.

– Я бы тоже не спросила. Из гордости.

– Она не спросит из усталости.

– Боже! Как можно устать… От тебя! От этого…

Вета нежно провела пальцами по этому, подперла ладонью щеку и уставилась на Башмакова с таким обожанием, что он даже застеснялся вскочившего на щеке прыщика.

– Олешек, знаешь, мне кажется, лучше все-таки ей сказать, а то как-то нечестно получается. Если ты все объяснишь, она тебя отпустит. Ведь ты сам говоришь – между вами уже ничего нет.

– А если не отпустит?

– Тогда мы убежим. А потом ты ей с Кипра напишешь письмо.

– Как будет «побег» по-английски?

– А вы разве еще не проходили? «Escape». «Побег» будет «escape»…

– Значит, «беглец» будет «искейпер»? Нет, лучше – «эскейпер». Это как «эсквайр»…

– «Эскейпер»? Такого слова, кажется, нет… – Она нахмурилась, припоминая. – Точно нет. «Беглец» будет «runaway».

– Жалко.

– Чего жалко?

– Что нет такого слова – «эскейпер». Тебя спрашивают: «Вы беглец?» А ты отвечаешь: «Нет, я – эскейпер!»

– Не забудь, «эскейпер», – она чмокнула его в щеку, – мы улетаем в понедельник вечером!

– То fly away. Это мы уже проходили…

– Ты нарочно дурачишься?

– Я не дурачусь. В понедельник я буду готов.

– Не слышу радости в голосе!