Вопрос «как прожили вы там?», конечно, риторический. Поэт уже расспросил «пришельцев дальних стран» и многое знает; строки о «прахе жены», «ангеле» — первый поэтический отклик на смерть Александрины Муравьевой, жены декабриста Никиты Муравьева, окончившей дни в Чите шестью годами раньше.
Нам, с детства привыкшим к преемственности русских революционных поколений, поначалу странным кажутся строки Огарева, восхищающегося «чудным смиреньем»: понятно, тут речь идет не о капитуляции пред «властью роковой», а о том внутреннем смирении, которое стоит многих внешних побед; и все же, зная, кем были декабристы и кем станет Огарев, — мы признаемся, что с подобным мотивом встречались не часто.
Длинное, 54-строчное стихотворение Огарева кончается шестистишием, обращенным к другому поэту:
Поэт Николай Огарев — поэту Александру Одоевскому. Более десяти лет назад Саше Одоевскому посвятил трагические стихи Грибоедов («Я дружбу пел…»); год спустя явится на свет лермонтовское «Памяти А. И. О-го».
Огарев и эти стихи не напечатает при жизни (увидят свет лишь в 1902 г.); но не раз еще захочет помянуть поэта-декабриста.
Многое, однако, должно было случиться прежде, чем ему удастся это сделать…
Еще 20 лет
В то лето, когда Одоевский погиб на черноморском берегу, в ту зиму, когда Лермонтов сочинил и напечатал свое стихотворное воспоминание, — в 1839-м Огарев после длительного перерыва снова оказывается в Москве, видится с Герценом, Кетчером, Сатиным, Грановским…
Сложнейшие разговоры, споры — о социализме, христианстве, Гегеле, европейском влиянии; затем мучительные поиски истины, «выстрадывание» ее диспутами, статьями, стихами, социальными экспериментами. Сложно, противоречиво, но неуклонно Огарев все теснее связывает себя с идеями демократии, социализма, материализма; он как будто довольно быстро удаляется от того странного состояния, от того восторженного религиозно-нравственного отречения, что явилось на Кавказе летом 1838 г.
В начале 1847-го навсегда покидает Россию Герцен; среди увезенных с родины бумаг — листок, на котором рукою жены Герцена, Натальи Александровны, переписано лермонтовское «Памяти А. И. Одоевского» (ныне [ЛБ, ф. 69. IX. 278]).
Огарев же попадает в новую ссылку и только после тяжелых испытаний, весной 1856 г., соединяется с Герценом в Лондоне.
Отныне два друга, писателя, деятеля — во главе Вольной русской типографии.
Осень 1860-го, 22-й год, как затерялась могила Одоевского; скоро 20 лет, как нет Лермонтова. Явились уж те самые сыновья, от которых Лермонтов ожидал «строгости судьи и гражданина». И верно угадал, что его