— Мне очень нравится твой зимний садик, — такими словами встретил он сына. — Пожалуй, это самое лучшее место в твоих владениях.

Но Михаилу Ратманову сейчас было не до зимнего сада и похвал ему, хотя в свое время на создание его он потратил немало сил и средств.

— Папа, ты видел, что учудил Алексей? — с ходу спросил он.

Герман Владимирович удивленно посмотрел на сына.

— Что же он учудил?

— Неужели не знаешь. В ютюбе появилось его очередное расследование, на этот раз об имуществе премьер-министра.

— А ты об этом, — рассеяно произнес Герман Владимирович, рассматривая очередной цветок. — Согласен с тобой, хорошее расследование.

— Папа, ты в своем уме! — От слов отца у сына едва не подкосились ноги. — Ты осознаешь, какой возникнет кипеш. Все встанут на уши. Мне уже звонил руководитель администрации президента. Он был в ярости, он назвал Алексея предателем национальных интересов, наймитом наших врагов. Получается, что я брат иностранного агента. Раньше на это смотрели сквозь пальцев, но на этот раз мне этого не простят. А если узнают, что он пребывает в моем доме… Ты понимаешь, чем мне это грозит.

— И чем? — невозмутимо поинтересовался Герман Владимирович.

— И ты еще спрашиваешь. Тебе известно не хуже меня — выставят из администрации, да еще с волчьим билетом. Куда я устроюсь после этого.

— И что ты хочешь от меня, сынок?

Невозмутимый, даже какой-то отстраненный тон отца так воздействовал на Михаила Ратманова, что он поперхнулся словами. Понадобилось несколько секунд для восстановления речи.

— Твоей поддержки, я намерен немедленно выставить его и Ростика из моего дома. Пусть убирается восвояси.

— За что?

Михаил Ратманов снова поперхнулся словами.

— Как за что? И ты еще спрашиваешь?

— Спрашиваю, Миша. Так за что?

— Это дискриминация не только премьер-министра, но и всей нашей власти. И это в момент, когда она героически противостоит этой ужасной заразе.

— Перестань говорить лозунгами. — Герман Владимирович сел на скамейку и подозвал к себе сына. Тот опустился рядом с ним. — В этом расследовании Алексея и его комитета есть какая-то неправда?

— Да, там все неправда!