В тот вечер всё новые группы людей приходили проститься с Ли Цишэном. Покойному и во сне не могло присниться, что у него в городке столько безмолвно любящих его старых друзей. Люди приносили благовония и столько ритуальной бумаги, что вскоре образовалась целая стопка высотой с чайный столик. Среди прощавшихся больше всех печалились старики и старушки, они начинали плакать, даже не успев положить ритуальную бумагу. Будь Ли Цишэн жив, живы были бы в памяти людской и прошлые годы. Эти годы были полны крови и слёз, но были и радость, и смех. Ли Цишэн умер и унёс с собой память о прошлом, и старики вдруг ощутили в головах зияющую пустоту. Глядя на то, как опечалены старики, молодые тоже начинали понимать, что случилось нечто серьёзное и задавались вопросом: вот не стало Ли Цишэна, и кто теперь изобретёт сочники во время голода?.. Ответа не было, всё непонятно как сменилось плачем и всхлипываниями.

Поддерживаемые детьми и внуками старики из всех семей непрерывным потоком подходили к дому Ли Цишэна. Народу было слишком много, можно было лишь постоять какое-то время, поставить палочку благовоний, совершить поклон и удалиться. Человек из семьи Ли вёл учёт подносимой ритуальной бумаги, аккуратно отмечая всё карандашом. Урождённая Ван сидела на молитвенном коврике и что-то говорила нараспев с закрытыми глазами. Её лицо то появлялось в колеблющемся пламени свечи, то пряталось в тени. Ли Чжичан встречал и провожал прибывавших, что-то отвечая охрипшим голосом. Когда посетителей стало меньше, появился Четвёртый Барин с посохом и ритуальной бумагой под мышкой. Как и при его появлении перед поминальными табличкам Суй Даху, все присутствующие растрогались, со вздохами следя, как он ставит палочку благовоний. Покончив с этим, Четвёртый Барин трижды поклонился телу усопшего, пожал руку членам семьи Ли и ушёл. Не успел он уйти, как явился с ритуальной бумагой и Чжао Додо. Засунув руки в карманы, он с мрачным выражением лица огляделся по сторонам. Одет он был в аккуратно выглаженный европейский костюм, чем немало поразил всех.

Прошло немного времени после ухода Чжао Додо, как заявилась «должностное лицо». Наряжена она была невыносимо, но все считали, что нельзя что-то говорить пришедшим выразить соболезнование. Но потом все увидели, что у неё нет с собой даже ритуальной бумаги. Сквозь тонкую блузку явственно виднелась грудь, затянутая ремнём с металлическим покрытием талия подчёркивала выступающий маленький и круглый задок. Она прошла сразу во внутреннее помещение, громко вопрошая: