1 августа 1939 года
1 августа 1939 года
Его головка покрыта нежным шелковистым пушком. Это волосы, но тонкие и светлые, почти прозрачные. От него пахнет молоком и печеньками. Глаза у него темно-голубые, и он так значительно смотрит ими прямо в мои глаза. Мы с ним одно целое, мой сын и я. Кажется, будто он читает мои мысли, а я – его. Он хочет знать меня. Он с таким самозабвением всматривается в каждую черточку моего лица, что его ротик складывается буквой «о», и тогда он начинает пыхтеть от восторга и колотить руками и ногами.
Я разглядываю каждый сантиметр его тела, снова и снова. Никогда не думала, что из меня может выйти что-то столь совершенное. Его ручка сжимается вокруг моего пальца и держит так сильно, что даже удивительно, но вот отпускать он еще не умеет. А когда я беру его на руки, он так забавно поджимает под себя ножки и скрючивает спинку, как будто еще не успел осознать, что места вокруг сколько хочешь и можно вытянуться во весь рост. А когда я кормлю его, он протягивает ручку, хватается за меня и начинает месить пальчиками мою кожу, точно как маленький котенок, когда сосет мать.
Он – самое удивительное существо на свете.
И самое дорогое для меня. Дороже его у меня нет никого во всей вселенной.
Я почти не могу спать, ведь когда я все же засыпаю, то не ощущаю его присутствия. А время идет, и каждый закат, каждый рассвет неумолимо сокращает время, отведенное для нас, приближает страшную минуту прощания. Я целую его в лобик и нежно вытираю слезы, которые упали из моих глаз на его пушистую макушку.
В этой комнатке, под скатом крыши, нам уютно и хорошо, словно в гнезде. Кажется даже, будто сапоги, марширующие сейчас по улицам Лейпцига, Берлина и других городов Германии, не достанут нас здесь никогда. Ах, если бы мы могли прятаться здесь и дальше…
Однако надо придумать имя маленькому человечку. Скоро придется зарегистрировать факт его рождения, а там настанет пора и расставаться.
Джордж. Генри. Уильям. Эдвард. Имена английских королей. Ничего более английского и придумать нельзя.
Но нет, мне нужно что-то попроще. Надо подобрать ему такое имя, которое не будет выделять его среди других английских детей. В общем, необходимо выбирать очень внимательно и осторожно, ведь я еще долго не буду играть никакой роли в его жизни. Как долго, даже сказать нельзя. Имя – это все, что я могу ему дать, и, значит, оно должно быть хорошим.
Я вспоминаю, как давным-давно, в детстве, мама и папа возили меня в Берлин. Мне было тогда лет семь или восемь. День был жаркий, и я подставила ладонь под освежающую струйку воды, которая лилась из каменного рта странного мифического существа, сидевшего на верхушке фонтана. Рядом было кафе, по случаю хорошей погоды столы и столики стояли прямо на улице. И вот из этого кафе то и дело выбегал маленький мальчик, моложе меня, и бегал вокруг фонтана, а за ним каждый раз бежала его мать. Помню, как неодобрительно цокал языком папа: английские дети не знают, что такое дисциплина. «Стэнли! – кричала мальчику мать. – Стэнли!» А потом, догнав, принялась быстро и строго выговаривать ему что-то по-английски, так что я понимала лишь отдельные слова: «отец», «сядь» и «сейчас». Но мальчик, к моему огромному изумлению, и не подумал слушаться, а только смеялся. Вот почему мне так запомнилась эта сценка, ведь я никогда еще не видела ребенка, который так открыто не слушался бы взрослых. А он вырвался от матери и снова побежал вокруг фонтана и так бегал и бегал и смеялся, словно вся его жизнь была одна сплошная беспримесная радость.