– И все же, Зара, расскажи мне, что случилось?

– Ты тоже скажешь, что я дура набитая… Я ведь прекрасно знала, какая у него репутация, но никого и слушать не хотела. Потому что была уверена, что я не такая, как все остальные девчонки. И что мы с ним не такие, как все… Я… я ведь любила его, Тигги. И верила в то, что и он меня любит. А когда любишь, тогда все это можно, правда ведь?

– Что можно, Зара? – спросила я у девочки, уже ни минуты не сомневаясь в том, что означает «это можно». Но мне хотелось услышать подтверждение из уст самой Зары.

– Ну, я… понимаешь, он все время настаивал на том, что пока у нас не случится это, нас нельзя назвать настоящей парой. Словом, мы… решились. А потом… а потом…

Слезы градом покатились из глаз Зары.

– Что потом?

– На следующее утро он отбил мне эсэмэску, в которой дал от ворот поворот! Представляешь? Отшвырнул прочь! Идиот! У него даже не хватило смелости сказать мне об этом открыто, в лицо! Оказался точно таким, как про него и говорили другие девчонки. Ему только одно и нужно… Но это еще не все! Он разболтал всем своим дружкам о том, что у нас с ним было. Когда я появилась в столовой, чтобы выпить чаю, все они тыкали в меня пальцем, подсмеивались… И это было так унизительно, Тигги. Вот я и решила, что утром уеду из города. Села на поезд и приехала сюда. Теперь ты понимаешь, почему я не могу вернуться обратно! Никогда! – добавила она с особым ударением, видно, на тот случай, если ее предыдущая тирада не очень меня убедила.

– Ах, Зара! Все это действительно ужасно! – воскликнула я с чувством, видя, что девочка все еще испытывает некоторую неловкость от своих откровений. – Неудивительно, что ты взяла и уехала. Я бы на твоем месте поступила точно так же.

– Правда? – Зара глянула на меня.

– Чистая правда, – подтвердила я. – Тем более что ты в этой ситуации ни в чем не виновата, тебе не в чем винить себя. Это он совершил подлость, а не ты.

– Тигги, ты такая славная. Честно! Но я тоже поступила плохо. Лишилась девственности, и где! В стенах закрытой католической школы! Нам же сутками напролет вбивают в голову, как опасны грехи плоти. Если бы монахини узнали о моем проступке, то мне пришлось бы до конца своих дней читать миллиарды раз молитву «Аве Мария». А еще наверняка меня бы исключили из школы.

– Это его надо гнать взашей! – мрачно обронила я. – И почему это в подобных ситуациях виноватой всегда оказывается женщина? Ты чувствуешь себя полностью раздавленной, а твой Джонни в это время гарцует как ни в чем не бывало, словно какой-то жеребец… на племенной ферме!