А тетя Полли сказала, что Том говорит правду: старая мисс Уотсон действительно освободила Джима по завещанию; значит, верно — Том Сойер столько хлопотал и возился для того, чтобы освободить свободного негра! А я — то никак не мог понять, вплоть до этой самой минуты и до этого разговора, как это он ври таком воспитании и вдруг помогает мне освободить негра!
Тетя Полли говорила, что как только тетя Салли написала ей, что Том с Сидом доехали благополучно, она подумала: «Ну, так и есть! Надо было этого ожидать, раз я отпустила его одного и присмотреть за ним некому».
— Вот теперь и тащись в такую даль сама, на пароходе, за тысячу сто миль, узнавай, что там еще этот дрянной мальчишка натворил на этот раз, — ведь от тебя я никакого ответа добиться не могла.
— Да ведь и я от тебя никаких писем не получала! — говорят тетя Салли.
— Быть не может! Я тебе два раза писала, спрашивала, почему ты пишешь, что Сид здесь, — что это значит?
— Ну, а я ни одного письма не получила.
Тетя Полли не спеша поворачивается и строго говорит:
— Том?
— Ну что? — отвечает он, надувшись.
— Не «что», озорник ты этакий, а подавай сюда письма!
— Какие письма?
— Такие, те самые! Ну, вижу, придется за тебя взяться…
— Они в сундучке. И никто их не трогал, так и лежат с тех пор, как я их получил на почте. Я так и знал, что они наделают беды; думал, вам все равно спешить некуда…
— Выдрать бы тебя как следует! А ведь я еще одно письмо написала, что выезжаю; он, должно быть, и это письмо…
— Нет, оно только вчера пришло; я его еще не читала, но оно цело, лежит у меня.
Я хотел поспорить на два доллара, что не лежит, а потом подумал, что, может, лучше не спорить. И так ничего и не сказал.