В конце концов Джоша отправили занести чемоданы, а его мать повесила пальто и села в кресло нормально. Они остались на чай и едва успели отказаться от ужина, предложенного Назией. Блоссом не сводила глаз с отца, потрясенная его энергией, живостью и веселым расположением духа.
На следующее утро, рано поднявшись к завтраку, она услышала по радио Джона Прескотта. Она осторожно заикнулась: «И как в кабинет министров попал этот бездарный выскочка?» Отец сначала сказал, что надо же было привлечь хоть кого-нибудь из лейбористов, и уже потом – что она не так уж неправа. Ох и расстроилась Блоссом! Спорить с отцом нужно было начинать полвека назад. Знай она только, как это влияет на него, с какой радостью он подскакивает, чтобы оспорить живые возражения и услышать в ответ: «Чушь!» Они пытались укротить его, но только загнали в клетку. Теперь же он стал моногамен в спорах, серьезные аргументы приберегал для Шарифа, и что бы дочь ни имела сказать по поводу Джона Прескотта, в ответ ее лишь великодушно погладили по голове.
– Да-да, думаю, ты права, – сказал в конце концов Хилари и протянул ей молочник.
Наливая молоко себе в чай, она смерила отца испепеляющим, по ее мнению, взглядом. Так в ситкомах выражают негласный упрек. Нет-нет, Блоссом не из тех, кто встанет в позу, руки в боки, и выпалит уморительную финальную реплику в сцене под закадровый смех. Но в ее исполнении эта реплика прозвучала бы так: «Эти мужчины!..»
– Да, – предпочла мягко сказать она. – Не то чтобы я когда-нибудь особенно интересовалась премьер-министрами. Так от этого Прескотта меньше вреда, несомненно.
8
8Мальчики вернулись из Калифорнии в две тысячи четвертом. Все решили, что они свихнулись: там они были в эпицентре своей Вселенной: все, что делалось, делалось именно там. Братья жили в паре белых домов в пяти минутах ходьбы друг от друга, с бассейном в саду –