Ложусь на землю возле норки, вынимаю блокнот с дополнительными лупками и карандаш и принимаюсь рисовать осу. Возможно, чуткое насекомое уловило сотрясение земли, прекратила работу, подбежала ко мне вплотную и, пошевеливая усиками, стала разглядывать меня своими большими глазами. Но я замер как был, с поднятым карандашом, и моя неподвижность успокоила осу. Прошло полчаса. Оса закончила копать норку, выбралась наружу, погрелась на солнце, почистила свой костюм и отправилась за добычей. Я поспешил за нею. Оса вначале ползет к одну сторону, потом в другую, и путь ее мне непонятен, не похоже, чтобы она искала парализованного ею паука.

Целых полчаса продолжается путешествие, и вместе с осою пройдено около ста метров. Наконец оса взмыла в воздух, мелькнула темной точкой на небе и унеслась за гребень далекого бархана. С недоумением я провожаю ее глазами. Приходится ни с чем возвращаться к норе за вещами. Пожалуй, следует улечься возле норы поудобнее и приготовиться к ожиданию.

Проходит долгих и томительных два часа. Оса не появилась. Вечером я иду по своим полузасыпанным ветром следам и разыскиваю норку. Она по-прежнему пуста. Как объяснить странное поведение осы? Обычно помпилы готовят норку только когда найдут и парализуют добычу.

Начинаю размышлять, и тогда во мне заговаривают два противника. Один оптимист. Он легко строит догадки и готов поверить в каждую из них. Другой — пессимист, и опровергает домыслы оптимиста, как не подтвержденные точными доказательствами.

Все же оса помпила вначале выкопала норку, а потом отправилась искать добычу.

— Бывают же исключения даже в самых строгих правилах! — размышляет оптимист.

— Нет, это невозможно, — возражает пессимист, — обычно помпилы готовят норку только когда парализуют добычу, иначе может оказаться, что добычи нет поблизости.

Но тогда, наверное, оса стала готовить слишком далеко от добычи норку и на обратном пути заблудилась. Зачем же далеко готовить норку, когда всюду песок, и можно везде заниматься строительством?

И все же, пока оса волокла добычу, хотя бы даже издалека, ее мог кто-нибудь уничтожить.

Кому нужна невкусная оса, да еще и вооруженная жалом. Ей бояться некого. Не зря она носит такую заметную в пустыне черную одежду. Не могла же оса рыть норку ради развлечения, от избытка сил и здоровья. Тем более в прохладную погоду. К тому же, может быть, это была просто своеобразная тренировка. Тренировка хороша лишь та, которая легко достается. А тут вон сколько потрачено сил. Кроме того, оса прежде всего — рационализатор и за свою короткую жизнь не станет делать ничего лишнего. Экономия сил — главный закон всего живого. Противники никак не могут прийти к какому-либо решению, и поведение осы остается неразгаданным. Впрочем, они как будто соглашаются с одним из двух предположений: или оса уже использовала возможности откладки яичек, стала стара и теперь проявляет извращение инстинкта, или нет нигде для осы пауков, и вот она, бедная, удовлетворяя зов инстинкта, автоматически рыла землю.