Интересно, что ни о своем приятеле, двуязычном поэте-символисте литовце Юргисе Балтрушайтисе, ни о немце Юлии Меттнере или знаменитом тогда английском писателе Джеймсе Конраде — поляке родом из Бердичева, Зинаида Гиппиус в контексте своих рассуждений не упоминает[198]. Что же касается Юшкевича, Дымова, Кипена, Айзмана и других русских писателей из евреев, то их критики порой вполне справедливо упрекали в языковых ляпсусах. Но и 100-процентные русаки из числа пишущей братии весьма и весьма часто изобличались теми же литературными критиками в неправильном, неграмотном или устаревшем словоупотреблении. Шутками на данную тему пробавлялись пародисты аж с начала ХХ в. Да и в целом проблема «языка» стояла очень остро в полемике «классицистов» с модернистами, где в качестве примера можно привести категорическое неприятие Иваном Буниным — одним из друзей-соперников Горького за звание «первого» русского писателя, творчества его выдающегося современника Алексея Ремизова. Да и самого Горького литературные критики, в том числе Жаботинский, не раз упрекали в стилистической небрежности.

Массово придя в русскую литературу в конце ХIХ в., евреи поначалу ничего особо значительного на этом поприще не создали. Однако они, несомненно, устраивали «гвалт» на литературной сцене, пробивали тропки для западных веяний, главным образом дувших из Скандинавии, Германии и со стороны «Молодой Вены»[199], т. е. выступали как «обновленцы», борцы с эстетической рутиной. В ситуации литературной борьбы того времени наиболее яркие представители из их среды — Осип Дымов, Аким Волынский, Николай Минский, Семен Юшкевич, — который сам лично, отметим, предпочитал определять себя русским писателем еврейской темы (sic!)[200], — являли собой в глазах консервативно-охранительской критики:

еврейских литературных клопов, зажигающих русскую литературу наглой и бездарной декадентской чепухой, которую теперь выдают за самое модное и за самое превосходное «творчество» [БУРЕНИН].

еврейских литературных клопов, зажигающих русскую литературу наглой и бездарной декадентской чепухой, которую теперь выдают за самое модное и за самое превосходное «творчество» [БУРЕНИН].

Резко выступал Буренин и против лексических новаций имевших место в произведениях писателей еврейского происхождения, в чем получал заединую, но как правило негласную поддержку большинства русских писателей критических реалистов.

Что же касается внутренних эмоциональных переживаний еврейских литераторов, решившихся ступить на стезю русской писательской славы, то представление о них можно получить, например, из воспоминаний все того же Осипа Дымова, являвшегося «Серебряного века» очень востребованным и популярным российским сатириком-«сатириконовцем»[201], прозаиком и драматургом. В своих мемуарах «Вспомнилось, захотелось рассказать» он в разделе, посвященном памяти Акима Волынского, столь раздражавшего Горького, Чирикова, Куприна и др. «бытовиков» своими критическими статьями о них, писал, что