Тема «евреев на войне» в 1914–16 гг. весьма популярна у многих русских беллетристов: рассказ С. Глаголя (Голоушева) «Мойше Йохилес» («День печати. Клич», М., 1915) о портном из Шклова, заколовшем в бою германского единоверца и сошедшем с ума; рассказ А. Ершова «Западня» («Свободный журнал», 1914, № 11) о набожном еврее, самоотверженно спасающем пленного русского солдата (из-за очевидной ходульности изложения, отмеченной и в русско-еврейской печати, рассказ не был включен в сборник «Щит»), рассказ Ф. Крюкова «Четверо» («Русские записки», 1915, № 3), где образ Арона Переса вызвал упреки в трафаретности (Л. Лазарев, «Еврейская неделя», 1915, № 13), пять очерков в книге В. Белова «Евреи и поляки на войне. Впечатления офицера-участника» (П., 1915) и многие другие («Русская литература» в [ЭЕЭ/article/13623#05]).

Что касается художественных произведений главного персонажа настоящей книги — Максима Горького, то в них можно выделить целый ряд еврейских мотивов. Они прочитываются в таких его работах, как «Легенда о еврее» (1896 г.), «Каин и Артем» (1898 г.)[205], рассказы из цикла «Публика» (1899–1900 гг.), «Погром» (1901 г.), «Мальчик» (1915 г.), рассказ «Яблоки» из цикла «В больном городе» (1918 г.), повести «Все тоже» и «Ярмарка» (1918 г.), «О первой любви» (1923 г.), «Карамора» (1924 г.). Последний еврейский образ у Горького — это революционерка Рашель (Рахиль Моисеевна Топаз), в новой редакции пьесы «Васса Железнова» (1910 г.), которую писатель сделал в 1935 г. для МХАТ-2 и где в соответствии с духом нового времени отразил противостояние буржуазии — купчиха Васса Железнова и борцов за свободу трудового народа — ее невестка Рашель. Особого внимания заслуживает роман-эпопея «Жизнь Клима Самгина», «которая является не только зеркалом русской жизни, но и зеркалом еврейского вопроса», как в России, так и в Западной Европе. Горький, как упорный критический реалист, символически-положительных героев в романе не создает: «большинство еврейских персонажей романа, как, впрочем, и русских, — характеры отрицательны». Даже Роза Грейман — большевичка, которая, казалось бы, автоматически должна выступать как положительный персонаж, оказывается у него типом революционерки-интернационалистки, расходующей свой революционный запал на слова и призывы, типа «чтобы все думали в международном аспекте» [ГОРЬКИЙ (I). Т. 22. С. 262]. И только сионист Депсамес, прототипом которого, возможно, являлся Владимир (Зев) Жаботинский

изображён умным, деятельным человеком, хорошо понимающим и любящим русскую культуру, но, тем не менее, собирающимся идти по своей еврейской дороге [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 21].