К середине 1980-х годов тонкая струйка дешифровок, начавшаяся в 1960-х годах, выросла в могучий поток. Пилигрим, попавший на один из семинаров Линды в Остине, оказался бы уже среди сотен пылких участников, и некоторые из них совершили свои собственные открытия. И все же среди энтузиастов, разбросанных по всей стране, была горстка действительно блестящих эпиграфистов, включая Дэвида, которые оказались на самом гребне волны. Все они были молоды, все были компетентными художниками (обязательное условие для прорисовки иероглифов), и все имели практическое знание хотя бы одного языка майя. Результаты их дешифровок появлялись с такой скоростью, что их не успевали публиковать, поэтому они поддерживали связь по переписке или устно, лишь изредка встречаясь на конференциях или в поле. Ядро этих «младотурок»[162] составили Питер Мэтьюз, Дэвид Стюарт, Стив Хаустон, Карл Таубе, Барбара МакЛауд и Николай Грюбе – все, кроме Питера и Николая, американцы. Руководителями этой сплоченной группы были Линда и Флойд. Флойд однажды сказал мне с невеселой усмешкой:
«Они молоды и слишком быстры для меня. Я изначально медлительный тип, у меня нет хорошей зрительной памяти, и это определенный недостаток. Они же могут хранить столько данных в своих головах, что видят многие вещи, которые не видим мы, и движутся вперед скачками, оставляя нас плестись позади в пыли. Мой способ состоит в том, что я вижу одну вещь и, прежде чем перейти к чему-то другому, должен исследовать ее полностью и опубликовать доказательства, используя все доступные мне примеры. Но если вы пойдете этим путем, вы лишите себя возможности двигаться как можно быстрее» [18].
«Они молоды и слишком быстры для меня. Я изначально медлительный тип, у меня нет хорошей зрительной памяти, и это определенный недостаток. Они же могут хранить столько данных в своих головах, что видят многие вещи, которые не видим мы, и движутся вперед скачками, оставляя нас плестись позади в пыли. Мой способ состоит в том, что я вижу одну вещь и, прежде чем перейти к чему-то другому, должен исследовать ее полностью и опубликовать доказательства, используя все доступные мне примеры. Но если вы пойдете этим путем, вы лишите себя возможности двигаться как можно быстрее» [18].
Как и Питер Мэтьюз, Стивен Хаустон был «дитя факультета». Он родился в 1958 году в Чемберсберге (штат Пенсильвания), в семье преподавателя колледжа; мать его была шведкой. После окончания с отличием Пенсильванского университета Стивен прибыл в Йель для получения докторской степени. Он учился у Флойда, у меня и у историка искусства Мэри Миллер. Карл Таубе, сын ученого, лауреата Нобелевской премии, был всего на год старше Стива. Он приехал к нам из Калифорнийского университета. Когда-то я сам был одним из аспирантов, и потому хорошо понимаю, что обучать их гораздо труднее, чем студентов: они одновременно и ваши коллеги, и ваши подчиненные. Но с такими учениками, как Карл и Стив, я оказался в обратном положении: это именно они учили меня, а не наоборот. Я постоянно учусь у студентов (потому всегда предпочитал работать в университете, а не в музее), но сомневаюсь, что узнал от кого-нибудь так много, как от этих двоих.