Таким образом, мы видим двести депутатов, во главе которых стояли два знаменитых генерала; газеты и клубы; значительное число скомпрометированных людей, способных на что угодно, – всё это могло вызывать опасения; и хотя партия монтаньяров не могла возродиться вновь, но понятно, какого рода опасения она могла внушать людям, полным воспоминаний 1793 года.

Были не слишком довольны министром Бургиньоном в отношении его руководства полицией; он был хоть и честным гражданином, но мало проницательным и находчивым. Баррас предложил Сийесу свою креатуру, пронырливого и коварного Фуше. Бывший якобинец, вполне посвященный в их тайны, но нисколько не преданный их делу, искавший среди гибели партий только возможности спасти свое положение и состояние, – Фуше более чем кто-нибудь другой был способен шпионить за своими прежними друзьями и защитить Директорию от их планов. Сийес и Роже-Дюко приняли его и назначили министром полиции; при настоящих обстоятельствах это было драгоценное приобретение. Фуше утвердил Барраса в мысли объединиться с партией реорганизации, а не с патриотами, так как последние не имели будущего и в то же время могли увлечь слишком далеко.

По принятии этой меры началась война против патриотов. Сийес, имевший большое влияние в Совете старейшин, так как этот совет был составлен из умеренных и политиков, воспользовался своим влиянием, чтобы закрыть общество якобинцев. Зала Манежа входила в число зал дворца старейшин, а так как у каждого совета была своя полиция в черте своего помещения, то старейшины имели право закрыть залу Манежа. Постановлением комиссии инспекторов всякое собрание в этой зале запрещалось. Единственного часового у двери оказалось достаточно, чтобы помешать собранию новых якобинцев; только одно это уже служило доказательством того, что если декламации и были те же, то силы были далеко не те.

Изгнанные из залы Манежа, патриоты удалились в обширное помещение на улице Бак и вновь возобновили свои обычные заседания. Исполнительная власть в силу конституции могла распустить это общество. По внушению Фуше Сийес, Роже-Дюко и Баррас решили закрыть его; но Гойе и Мулен возражали, что следует оживлять общественный дух клубами, а общество новых якобинцев, хотя и имеет вздорные головы, но состоит не из опасных мятежников.

Мнение их, однако, не было выслушано, и решение приняли; исполнение его было назначено после празднества 10 августа. Сийес был президентом Директории и по этому праву должен был говорить на торжестве. Он произнес замечательную речь, в которой постарался показать опасность, какой угрожают республике новые анархисты, и указал на них как на вредных заговорщиков, мечтающих о новой революционной диктатуре. Присутствующие на церемонии патриоты враждебно встретили эту речь. Сийесу и Баррасу показалось, что мимо их ушей просвистели пули. Они вернулись в Директорию крайне раздраженными; не доверяя властям Парижа, они решили отнять командование у Марбо, которого обвиняли как горячего патриота и участника предполагаемого заговора якобинцев. На его место Фуше предложил Лефевра, храброго генерала, совершенно равнодушного к интригам партий. Марбо был сменен, а на следующий день подписали постановление о закрытии общества на улице Бак.