—

Ещё неизвестно, кто кого «перелопатил» и «переиначил»!

Тогда ситуация была разрешена лишь в первом приближении. Предстояла большая скучная работа с привлечением множества лиц, официальных и неофициальных. Но вам-то это зачем? И книга, и пьеса прекрасно обойдутся без этих подробностей.

Захария внимательно смотрел на меня:

—

Насколько я понимаю, – исправьте, если ошибаюсь, – вы вполне осознанно снимаете большую часть обыденного слоя повествования и как бы приподнимаете происходящее со всеми его участниками на тот уровень, ниже которого вы сами уже не хотите опускаться. Даже позволяете себе иногда добавлять персонажам какие-то черты, которые вряд ли свойственны им в реальной жизни. Am I right?

—

И да, и нет. – Для меня была очень важна мысль, которую я хотел поведать именно Захарии. – Во-первых, я действительно могу «прибавить», как вы говорите, или усилить какую-то черту или свойство лишь в том случае, если они всё-таки есть, пусть и в другом объёме, а во-вторых, и это особенно поражает меня самого, – герои и их прототипы сами порой диктуют нечто, о чём раньше я и не догадывался. Вот вам пример.

Если бы Марк (и наш герой вместе с ним) мог оставаться только в пределах бытового контекста, как бы тот ни насыщался материальными благами и приспособлениями для комфортной, сытой жизни и труда… Но он постоянно от него уходил, а так как был человеком думающим и одарённым, то неминуемо оказывался перед лицом экзистенциальной реальности.

Похоже, Захария был доволен.:

—

Люди, которых удовлетворяло обыденное и дообыденное представление о жизни, а также те, кто хотел ими управлять и всеми способами стремился сохранить свою материализованную власть над миром, – были ему глубоко чужды. Даже тогда, когда они приглашали его, «новичка», в свою команду.