Зато всё живое, вечнотекущее, повторяющее или изменяющее себя, неожиданное, порой абсурдное, что встречалось на его пути, – неизменно вызывало у него жгучую, я бы даже добавил – чувственную заинтересованность. Это могла быть известная мысль или её непривычный поворот; непредсказуемый, ничем до тех пор не обьяснимый поступок; оригинальная точка зрения на повседневное событие, предмет, обычай или способ поведения; даже такая мелочь, как, например, удивившая его почему-то реакция человека, подающего руку, или животного, протягивающего лапу, – неважно. Когда он наблюдал, оценивал что-либо или касался кого-то своими чуткими, сильными пальцами опытного исследователя, казалось, он проникает в самую глубину другого существа или явления, сливается с ним, передавая свою энергию, получая в ответ желаемый отклик, – и они уже вместе, как добровольные партнёры, начинают творить новую реальность.

У Марка было некое особое «жизненное излишество» (если можно так выразиться), но оно-то и пленяло, вероятно, всех тех, кто хоть что-то понимал и ценил в человеке творческом, сулящее пусть и не гарантированное, но вознаграждение, – в виде открытия себя, иных возможностей существования, иногда даже перемены судьбы, или просто знакомства с интересным человеком. Думаю, он был идеальным учёным-экспериментатором, ибо изучал, анализировал, фантазировал, строил гипотезы все 24 часа в сутки, даже во сне, от того, наверное, за него и боролись известные меценаты от науки. Ему же, как он сам говорил, ничего было не нужно, кроме возможности заниматься своими исследованиями. Правда, однако, заключалась в том, что для этого ему нужен был весь мир.

Ванечка приехал и сразу побежал в детскую. Там были аккуратно расставлены все его игрушки, и он бросился их обнимать и тискать, разговаривая одновременно со мной и с ними:

—

Илья приедет позже, ему очень нужно доделать какой-то прибор… Его наставник тоже остался… Слушай, Кролик, – обратился он к белой, пушистой, мягкой игрушке, – почему у тебя висит одно ухо? Ты его поранил? Давай я тебе его полечу. У Васи в Швейцарии тоже было потрёпано ухо, и я его очень скоро вылечил. Представляешь?.. Наверное, он сейчас скучает… Он ведь настоящий.

—

А что такое «настоящий»? – спросил Кролик Ванечкиным голосом, и к нему присоединился Мишка. Ваня задумался, что-то вспоминая:

—

Это, наверное, когда тебя долго-долго любят, по-настоящему любят, а не так, чтобы поиграть или ещё… Тогда ты и сам становишься настоящим.

—

Но ведь если «любят», то могут и «разлюбить»? Вот как у взрослых бывает, – сказал грустно Кролик, и Мишка снова закивал, соглашаясь. – А это больно, когда..? Ну, ты понимаешь, о чём я.