Людмила Евгеньевна Улицкая
Бумажный театр: непроза
Людмила Евгеньевна Улицкая
Бумажный театр: непроза
© Улицкая Л.Е.
© Бондаренко А.Л., художественное оформление
© ООО “Издательство АСТ”
«Из ученичества не выплыву вовек…»
«Из ученичества не выплыву вовек…»
Непроза
Непроза
Непроза
С тех пор как я научилась писать, я писала. Ужасным, надо сказать, почерком. Точнее, несколькими разными плохими почерками. Что писала? Записочки, письма, детские дневнички. Дневники пишу до сих пор. Целая куча разноформатных книжечек, года с 76-го сохранились почти все. Более ранние развеялись. Когда удается разобрать – интересно. Я ли писала или другой человек? Ответ на этот вопрос двойственный: да, конечно я, но я стала другим человеком… Что писала в дневниках – не проза. Но проза в них завязывалась. Эта книжка так и будет называться – “НЕПРОЗА”.
Cюда включено много чего неопубликованного: пьесы, сценарии, эссе. И дневниковые записи. Они уж точно непроза.
Нашла недавно запись в дневнике, сделанную больше сорока лет тому назад. Улыбнулась.
18 июля 1978. Ай-Даниль
июля
. Ай-Даниль
…Если бы Бог дал сил написать большую книгу – о голоде, о жажде, о “семейных связях”, о ближних, о метаморфозах любви, о (бабочка ночная села на палец, когда писала) разных сортах ее, о возрастании, созревании, расширении, преодолении ее, о том, как любовь становится безымянной и безадресной, направленной просто “вовне”, и объект ее – ближний в пространственном смысле, тот, кто сейчас рядом, кто сегодня в тебе нуждается. Когда стираются грани – и родительская уже не отличается ни от дружеской, ни от свирепой страсти: то есть преображение любви. И страшно подступиться, так много про это знаю. Слишком. Не могу в уме связать всех нитей… В память Марии Петровны, моей бабушки, у которой как раз этого не получилось. “На половине своей длины коридор выкидывал коленце и тек на криво срезанную кухню, которую Мария Петровна ненавидела…” – и закончить сумочкой под подушкой, в которой морские камешки. Подбирает, крадет сумочку соседка в больнице, уже у мертвой…
…Если бы Бог дал сил написать большую книгу – о голоде, о жажде, о “семейных связях”, о ближних, о метаморфозах любви, о (бабочка ночная села на палец, когда писала) разных сортах ее, о возрастании, созревании, расширении, преодолении ее, о том, как любовь становится безымянной и безадресной, направленной просто “вовне”, и объект ее – ближний в пространственном смысле, тот, кто сейчас рядом, кто сегодня в тебе нуждается. Когда стираются грани – и родительская уже не отличается ни от дружеской, ни от свирепой страсти: то есть преображение любви. И страшно подступиться, так много про это знаю. Слишком. Не могу в уме связать всех нитей… В память Марии Петровны, моей бабушки, у которой как раз этого не получилось. “На половине своей длины коридор выкидывал коленце и тек на криво срезанную кухню, которую Мария Петровна ненавидела…” – и закончить сумочкой под подушкой, в которой морские камешки. Подбирает, крадет сумочку соседка в больнице, уже у мертвой…