Писатель влюбился…

Выразить это состояние могли лишь особенные слова, а они не находились. И он написал: «Писатель воспринимает слова, как композитор ноты, но, как певцу, ему не всякая нота по силам» и отложил ручку.

Надолго ли? Кто знает… Может, навсегда…

Верующие

Обе молились неистово.

Первая сокрушалась, что верующие нынче «непредсказуемы», со «сложным» характером, «в глаза всё лезут да о себе всё думают» – она-де грехи их отмаливает…

Вторая молилась молча: ему виднее, кто живёт «по-божески» здесь, а кто лишь занят мыслями о «вечной жизни» там…

Две старушки

100-летняя споткнулась и упала, 80-летняя сочувственно запищала:

– Недотё-ёпы мы, на ро-овном месте спотыкаемся.

– Какие ж «недотёпы» – на своих двоих? – басом возразила 100-летняя.

– Ничего-то уже не мо-ожем…

– Падать можем, расшибаться и вставать! – выпорола себя 100-летняя и громко рассмеялась.

Мелкий бисер 80-летней составил ей компанию лишь после длинной паузы.

А кто рисовал?

Преподавать начала она после войны – с шестнадцати лет. К первому уроку рисовала всю ночь на тетрадном листке цветными карандашами наглядное пособие – лошадь. Утром с чувством выполненного долга прикрепила рисунок к доске.

– М. И., а кто вам коня рисовал? – ахнули утром ученики.

Человек и река

Человек обуздывает реку, но, вырвавшись на волю и мстя за стремление ограничить её свободу, она всё разрушает на своём пути.

Так и человек… Вынужденно находясь в неволе, он вырывается на свободу, по существу для него дикую, а дальше – что на роду написано… Насытившись, он, как и река, возвращается либо в прежнее русло жизни, либо погружается в болото обывателя, либо испаряется – незаметно исчезает от болезней и жгучей людской жестокости.