Потом он кивнул, приятно улыбнувшись, и сказал: «Продолжай».

Отвечая на вопросы Ребибы, мастер запоминания (забывший про Чекко и почти онемевший от страха) дал подробный отчет о том, как он практиковался в своем искусстве, как строил свои дворцы и закреплял используемые образы; он ничего не сказал ни про звезды, ни про гороскопы, но сказал, как можно пользоваться иероглифами Эгипта, знаками, созданными Гермесом.

«Тем Гермесом, — сказал Папа, — который дал законы и письменность египтянам?»

«Тем самым», — ответил Джордано.

«И который в своих писаниях говорил о божественном Слове, Сыне Божьем, посредством которого сотворился мир, хотя и жил за много поколений до Спасителя Нашего?»

«Я не читал его трудов», — сказал Джордано.

«Подойди и взгляни, — сказал Святейший. — Пойдем».

В сопровождении Ребибы и роя монахов Папа прошел в самую большую из станце, Станца делла Синьятура, где он обыкновенно подписывал декреты церковного суда, и они с Джордано остановились среди колонн расписанной базилики: Платон, солнечный свет, правда.

«Посмотри вон туда, — сказал Папа. — Рядом с человеком с чертежом — это Пифагор — кто тот человек в белом?»

«Не знаю», — сказал Джордано.

«И никто не знает, — сказал Папа. — Вот тот — Платон. Пифагор. Эпикур (этот угодил в ад) с виноградными листьями в волосах. Быть может, этот в белом — Гермес?»

Джордано посмотрел на указанного Папой персонажа.

«Не знаю», — повторил он.

Папа проследовал дальше через людный зал, на стенах которого теснились великие мертвецы, и за ним Джордано.

«Птолемей, — сказал Он, указав пальцем. — В короне, он был правителем Египта. А разве тот Гермес не был также правителем Египта? А взгляни сюда. Гомер. И Вергилий. А кто вон те, в доспехах?»

Кардинал Ребиба угрюмо дивился на них, старичка и монаха с бычьей шеей, повадками походившего больше на разбойника или борца, чем на философа. Они разглядывали картины, секрет которых самому кардиналу никогда и в голову не приходило разгадывать. Солнце склонялось к горизонту, фокус не удался; неаполитанец вместо того, чтобы изумлять своим искусством, демонстрировал свое невежество.

«Мы живем в этих комнатах, — говорил Святейший. — И вот эти люди тоже. И Мы не знаем, кто они, почему сюда попали. Ну что ж...»

Он подставил свое кольцо, и Джордано припал на одно колено и, как учили, приблизил губы к камню на Его пальце, не поцеловав, — Папа тут же убрал руку.

«Теперь Мы должны вернуться к Нашим делам. Нуждаешься ли ты в чем-нибудь? Попроси Нас».

«Я бы хотел, — сказал Джордано, — прочесть писания этого Гермеса».