Говорили, что именно в это время польские офицеры-кавалеристы с саблями наголо вступили в битву с немецкими танками.

Перед польским павильоном, высоким и суровым, за которым тоже почти невозможно было увидеть полуденное солнце, стояла статуя какого-то польского короля на коне, поднявшего два меча и скрестившего их в виде буквы Х, как бы преграждая вход.

— Владислав Ягелло[10], — сказал Аксель, не заглядывая в путеводитель, в котором этого имени не было. — Наверняка.

— Ну конечно, — сказал Сэм.

— Да. Он победил тевтонских рыцарей. Да. — И он тронул свою соломенную шляпу, то ли чтобы сдвинуть ее на затылок, то ли чтобы отдать честь.

Сбившись из-за развилок с главной дороги, они пришли ко Двору Наций. По дороге Аксель постоянно останавливался, подбирал с земли мелкие предметы, изучал их и бросал в мусорные баки: помогает поддерживать чистоту, сказал Сэм Опал. Их окружали цветы, скамейки, ковры и вытянувшиеся вверх шпили, такие же, какие были всегда и какие будут всегда.

— Я люблю гортензии, — сказала Опал и нежно погладила круглый синий бутон, крупный, с голову ребенка.

Казалось, что между этими гордыми или стройными зданиями, с их статуями силачей и ровными рядами флагов, идет спор, они выдвигают и опровергают претензии, которые американцы вроде них услышали бы, если бы могли.

— «Еврейско-палестинский павильон, — прочитал немного вспотевший Аксель, который не мог перестать читать, даже если его никто не слушал. — Серия диорам представляет Святую Землю вчера и завтра. Множество ракурсов демонстрируют работы по мелиорации, которые проводились еврейскими поселенцами: орошение заброшенных пустырей, обработку сельскохозяйственных угодий. Ответ на обвинение евреев в непродуктивности».

— Наверное, пора позавтракать, — сказал Сэм.

Идя куда глаза глядят, они подошли к чешскому павильону. Никакой Чехословакии уже не было, но павильон — плоское маленькое здание, похожее на новую клинику или начальную школу, — не закрыли. Они обошли вокруг, но не стали входить внутрь, как будто могли этим потревожить чужое горе. Все помнили, как слушали радио, Красную и Голубую сети: немецкая армия входит в Прагу, далекий шум, похожий на морской прибой, который создавали двигатели танков и грузовиков, или крики ликующей толпы, ведь были и те, кто ликовал.

— Куда они пойдут, что с ними будет? — спросила Винни, имея в виду брошенных чехов-рабочих в павильоне.

— Могут поехать домой. Мне кажется, они могут.

— А я бы не поехала, даже если бы могла.

«Выставка посвящена истории и культуре страны, — прочитал Аксель. — Многоцветная передвижная экспозиция иллюстрирует живописные достопримечательности в недавно изменившихся границах».