— Ну как? — спросил Штерн, подходя и пристально вглядываясь в его лицо. — Мы сможем завтра лететь?

— Да, конечно, — ответил молодой человек, легко встречаясь лучистыми ясными глазами с потяжелевшим внезапно взглядом Штерна. — Но сейчас я бы порекомендовал Георгию Матвеевичу покой. Просто пойти и лечь. И попытаться заснуть.

— А что? — спросил Штерн, не меняя ни взгляда, ни голоса. — Что-нибудь тревожное?

— Да нет, ну умеренные шумы в сердце и легких — это уж возрастное, а затем несколько пониженное давление кровяного русла — отсюда слабость, а так... — Он сделал какой-то неясный жест.

— А так? — спросил Штерн.

— Надо на месте, конечно, показаться врачу. Он, вероятно, порекомендует какой-нибудь санаторий.

— Переливания крови не потребуется? — спросил Штерн с нажимом.

— Нет, не потребуется, — улыбнулся врач.

— А если потребуется — у вас соответствующая группа найдется? Запас есть?

Штерн все не сводил с него глаз, а тот невозмутимо застегивал свой портфель.

— Конечно, — ответил он просто.

— Хорошо. Вы свободны, — кивнул Штерн.

Врач подхватил ящичек, портфель, поклонился и вышел.

— Что это вы его так? — спросил зам. Он с самого начала смотрел на обоих.

— А эта Шура, которая приходила, его жена? — кивнул Штерн на дверь.

— Да. Приятная женщина, правда?

— А где она у вас работает?

— В больнице. В хирургическом отделении. Больные ее обожают. Мягкая, заботливая, добрая.

— На переливании крови сидит? Диссертацию об этом готовит? — Он что-то проглотил и повернулся к Каландарашвили. — Ну, дорогой Георгий Матвеевич, теперь вы свободны как ветер. И разрешите вас...

Старик вдруг встал с кресла. Он, наверно, очень волновался, если перебил гражданина начальника на полуфразе.