– Алло?

– Джой?

Она сразу узнала голос.

– Саванна… – Глаза Джой переметнулись на мемуары Гарри Хаддада, лежавшие на столе перед ней.

Повесить трубку?

Однажды она ответила на поздний звонок одного молодого человека, который, Джой знала, пытался надуть ее: он говорил, что она выиграла какой-то невероятный приз и ей нужно оплатить только «номинальный сбор» за «доставку», и Джой позволила ему молоть языком целую вечность, просто хотела с кем-нибудь пообщаться. Они кончили тем, что завели интересный разговор об изменении климата, а потом она сказала, что ей, наверное, нужно было выбрать более достойную профессию, и тут он повесил трубку.

То же чувство возникло у нее и к Саванне. Она знала, что нужно держаться настороже, и держалась, но ей было так одиноко.

– Как ты, Саванна? – спросила Джой с прохладцей, но не холодно. – Где ты?

– Отлично, Джой! – ответила Саванна. – Превосходно! Лучше всех! Как у вас настроение сегодня утром?

О боже! Она, похоже, накачала себя энергией, как говорливый торговец, который ходит от дома к дому и знает, что у него есть всего несколько секунд, прежде чем перед его носом захлопнется дверь.

Джой вдруг ощутила внезапный прилив ярости.

– Ты знаешь, что дела мои плохи, Саванна. И у меня сейчас не лучшие дни, я пью виски утром, так что если ты звонишь, чтобы опять приняться за шантаж…

– Нет-нет, – возразила Саванна.

– Потому что, надеюсь, ты понимаешь: то, что ты сделала с нами, неприемлемо, – продолжила отповедь Джой. – Если ты начнешь публично обвинять Стэна, то можешь разрушить нашу жизнь навсегда.

– Я вернула деньги, – сказала Саванна. – И я никогда бы оставила их себе.

– Ну откуда мне знать, чего бы ты не сделала?

Ответа не было. Несколько мгновений они молчали, и Джой вспомнила день, когда она вернулась из больницы и Саванна принесла ей в постель поднос с чашкой чая и крошечными треугольниками коричных тостов. Боже мой, тосты были такие вкусные!

– Хорошо, – произнесла Джой более миролюбивым тоном, мол, давай двигаться дальше, она применяла его, когда дети вели себя плохо, но сказать больше было нечего. – Ну и что ты теперь собираешься делать?