– Я весь, до мозга костей, внимание, – говорит Рик Кипуч.
– Я думаю, ты просто устал, и в стрессе, и, понятно, расстроен, и поэтому ты не говоришь правду и придумываешь эту ложь.
– И кому, позволь спросить, достанет дерзости утверждать, будто я придумываю ложь, – говорит Рик Кипуч тихо, глядя вверх и в сторону. Его лицо струится светом.
Происходит вот что: этой ночью идет дождь, между луной и окном. Дождь идет ужасно сильный. Струи дождя текут по окну, и сквозь дождь и окно сияет луна, и задняя стена темной спальни струится отражениями. Рик Кипуч прислонился к стене, он сидит на кровати в трусах. Кажется, он струится освещаемым луной дождем. И кровать тоже. Вся комната струится чистым белым светом. Висящий над кроватью рисунок цветными мелками в рамке темного дерева – Рик и Вероника Кипучи в своем скарсдейлском дворе – почти лучится. Телевизор рядом с окном включен, однако его холодное мерцание теряется в миллионе белых лунных струек.
– Рик, – говорит Минди, стоя у окна.
– Не выглядывай, – говорит Рик.
Минди оборачивается и грозит пальчиком. Тот струится по стенам.
– Рик.
– Ты знаешь, почему я не хочу, чтоб ты выглядывала?
– Миленький, дурашечка, – говорит Минди, – я так пытаюсь не делать тебе больно насчет всей этой истории, но только это неправильно, что ты ничего не рассказываешь. Неправильно, и ты это знаешь.
– Бог ты мой, окно пускает слюни, – говорит Рик. Показывает. С запястья свешивается свет. – Разве не кажется, что окно пускает слюни? Истекает слюной в предвкушении абсолютно всего, чем можно поделиться?
Минди начинает поворачиваться.
– Но не выглядывай, – говорит Рик.
– Тогда начинай делиться, – говорит Минди.
– Разве я не уже?
– Я хочу знать, где мой муж, – говорит Минди тихо, глядя вниз, в телевизор. – Мне по барабану твой «контекст», и я более чем расстроена, и меня беспокоит то, что ты сидишь там с этой штукой на запястье и серьезно пытаешься впарить мне, будто Линор Бидсман умерла в вашем телефонном туннеле.
– Ты видела пол в холле.
– Но Энди с Линор поехали в аэропорт,