Светлый фон

— Только через распоряжение Марины Васильевны, — чеканю я, глядя в его глаза не менее жестко и, надеюсь, очень самоуверенно. Если чему и научила меня Москва, так это тому, что мямль и тихонь тут жрут первыми.

Он смотрит оценивающе, а затем усмехается.

— Зубастая мышка, а? — у него опять лениво-надменный тон. И почему-то я уверена, что Марине он звонить не будет. Не придумал потому что повода, по которому он сможет забрать с рабочего места горничную. Собственно, ему повод-то и в самом деле не нужен, но пойдут слухи, сплетни, пересуды.

А про него и так много чего говорят. Лишняя сплетня — ни к чему. Тем более, что я — вообще самое днище по мнению большинства сотрудников компании. Горничная, уборщица. Пустое место. Уверена, что и он так думал про всех горничных и уберщиц, ровно до того момента, как узнал меня.

И уверена, что Тимур даже и не посмотрел бы на скромную девушку в наряде горничной с тем плотоядным интересом, с которым смотрит на меня сейчас… Если бы не то, что случилось раньше с нами.

Все, что происходит теперь — просто глупость и его тупое желание все же взять свое. Заполучить. Только затем, чтоб просто вытереть ноги в очередной раз и выкинуть, когда наиграется.

Но больше я не позволю. Не позволю этого ничего!

Я гордо задираю подбородок, уверенно толкаю тележку перед собой, намереваясь продолжить путь.

И тут звонит телефон.

Я не хочу брать трубку при нем, потому достаю, чтоб отклонить звонок.

Тимур кривится и шагает прочь. Кажется, в этот раз пронесло меня.

Провожу пальцем по экрану и случайно принимаю вызов.

— Твой адресок сказать, сучка? — разносится на громкой в пустом коридоре, и я роняю телефон, — Саратовская область, поселок Рабочий, дом пять, квартира семь. Твоя мать работает по сменам, сейчас она в ночной. Твой брат сейчас дома. Хочешь, навестим его, а, сучка?

Глумливый голос режет по-живому. Я спешно наклоняюсь, чтоб схватить трясущимися руками телефон и заставить замолчать ужасного собеседника, но не успеваю.

Трубку накрывает массивная ладонь со сбитыми на костяшках пальцами. Я так и замираю, сидя на корточках, смотрю, в яростном бессилии, как Тимур поднимает мой телефон, снимает с громкой и прикладывает к уху.

— Слушаю внимательно.

Голос его настолько холодный, мертвенный какой-то, что меня продирает дрожью. Поднимаюсь, неловко опираясь о тележку, смотрю, как Тимур разговаривает по моему телефону.

— Тот, с кем ты будешь теперь говорить по этому номеру. Говори, что хотел.

Он командует так, что невозможно не подчиниться. И человек подчиняется. Слышу, как сбавляет тон, говорит что-то уже спокойнее, без того бешеного наезда, что до этого, со мной.