Однажды, лет в двенадцать, Димка попытался втихаря разбить себе нос, чтобы тоже выглядеть так же героически и важно, но заработал лишь здоровую царапину, потому что умудрился разодрать переносицу о торчащий из забора гвоздь. В итоге получилось не героически, а тупо. Нос болел, но кровь из него так и не пошла. Переносицу обработали, и он еще долго ходил как дурак с царапиной и опухшим носом. Дышать было трудно, а врать, что споткнулся, — стыдно.

Крестовский, единственный, кому Димка тогда рассказал правду, искренне удивился Димкиной зависти и объяснил, что ничего классного в этом нет, что вкус у крови жутко мерзкий и от этого его почти каждый раз тошнит. В ответ же признался, что тоже завидует Димке, потому что Димка веселый, всегда знает, что сказать, и не носит очков.

Прошли годы — и вуаля, Димка заработал себе мигрени с носовыми кровотечениями. И это оказалось совсем не круто — кровь вправду имела премерзкий вкус.

Кровь перестала идти, но виски и затылок по-прежнему ломило. Машка, его Машка, которую он даже поцеловать не посмел за три года знакомства, — в постели Крестовского. Черт, того Крестовского, который… Димка вдруг понял, что злость на Крестовского гораздо сильней, чем на Машку. С девчонок взять нечего. Он понял это еще по истории с Эммой, да и Шилова эту истину подтвердила. Поэтому то, что Машка клюнула на Крестовского, было целиком и полностью виной последнего. И это вдруг оказалось намного больнее, чем в пятнадцать. Димка умылся, закрыл воду и, вытерев руки о джинсы, вернулся в комнату. С мокрой челки текло в глаза, и ему пришлось проморгаться, прежде чем взять телефон.

Почти безнадежно Димка набрал Машкин номер, обещая себе, что, если она не ответит и в этот раз, он позвонит Крестовскому. После четвертого гудка Машка взяла трубку.

На заднем фоне был такой звук, будто она находилась в машине.

Димка прокашлялся и, стараясь говорить спокойно, произнес:

— Маш, говорить можешь?

— Не очень, — ответила Машка, и Димка почувствовал, что губа вновь задергалась. Ну разумеется, кто же выберет психованного Волкова, когда на горизонте маячит блистательный Крестовский?

— Не можешь или не хочешь? — спросил Димка, ожидая, что Машка сейчас скажет что-нибудь вроде «хватит нести чушь», но она ответила:

— Не могу. Я тебе перезвоню, как до дома доеду.

Димка нажал отбой и опустился на кровать. Из окна дуло, мокрой голове было холодно, но ему было на все плевать. Он ведь на самом деле до последнего не верил Шиловой. Ну, то есть верил, но все же надеялся на какое-то нормальное объяснение. Вот только Машка была в машине Крестовского. Раньше на ней ездил дядя Лёва, частенько звоня по пути крестнику, и Димка отлично знал звуковой фон этой машины. Существовала, конечно, вероятность ошибки, но, положа руку на сердце, Машка крайне редко ездила на машине.