Гликль бас Иуда Лейб. Такой вопрос могла бы задать непочтительная дочь на пасхальном седере.

НЗД. И все же я не изобразила вас только страдалицами. Я показала, чего могли добиться женщины вашего круга. Меня интересовали в первую очередь преимущества «обочины» — того маргинального положения, которое вы занимали в обществе.

Гликль бас Иуда Лейб. Маргиналии — это заметки на полях моих еврейских книг.

Мари Воплощения. Моих молитвенников.

Мария Сибилла Мериан. На обочинах и на полях по берегам рек водятся лягушки.

НЗД (в отчаянии). Но вы извлекали пользу из своего маргинального положения! Вас объединяла предприимчивость. Каждая из трех пыталась совершить нечто дотоле неслыханное. Мне хотелось разобраться в истоках вашей предприимчивости, вашей страсти к приключениям, в том, какой ценой она давалась в семнадцатом веке.

Мари Воплощения. Господь Бог призвал меня в Канаду вовсе не на поиски «приключений».

Мария Сибилла Мериан. По-моему, госпожа историк, приключений искали не мы, а вы.

НЗД (помолчав). Да, меня захватили ваши путешествия в разные страны. И мне хотелось рассказать о ваших надеждах на изменение общества, на создание рая на земле, потому что я и сама питала такие надежды. Но признайте, по крайней мере, что вам нравилось изображать окружающий мир. Вспомните, Гликль и Мари, как вы любили писать! Вспомните, Мария Сибилла, как вы любили наблюдать и рисовать!

Три женщины. В этом ты, пожалуй, права…

НЗД. Дайте мне шанс. Прочтите книгу еще раз.

Гликль бас Иуда Лейб В спорах с Богом

Гликль бас Иуда Лейб

В спорах с Богом

За десять лет до конца XVII в. — в год 5451‐й по еврейскому календарю — одна гамбургская женщина (еврейка из купеческого сословия) записала для своих многочисленных детей притчу о птицах. Речь в ней шла о самце, который жил на берегу моря с тремя едва оперившимися птенцами. Однажды на море разыгрался нешуточный шторм, прибрежные дюны стало захлестывать гигантскими волнами. «Если мы не сумеем перебраться на другой берег, мы пропали, — сказал отец семейства и, схватив первого птенца, понес его через море. — Какие муки мне приходится терпеть из‐за тебя! — обратился он к сыну посередине пути. — Того гляди надорвусь! А ты, когда я состарюсь, будешь так заботиться обо мне?» — «Конечно, дорогой отец, — отозвалось чадо. — Только переправь меня через море, а уж я буду ублажать твою старость, как тебе будет угодно», — после чего родитель выпустил птенца из когтей со словами: «За такую ложь ты не заслуживаешь иного обращения».