Светлый фон

Фридрих ГОРЕНШТЕЙН Раба любви и другие киносценарии

Фридрих ГОРЕНШТЕЙН

Раба любви и другие киносценарии

Андрей Кончаловский. Горенштейн и кино

Андрей Кончаловский. Горенштейн и кино

Андрей Кончаловский

 

Кино для выдающегося русского писателя Фридриха Горенштейна не было вынужденным способом зарабатывать на жизнь. Это была страсть. Фридрих во многом был ребенком, и он любил кино, как ребенок. Литература была для него главным видом творчества, но кино он обожал, радостно сочинял для него, и жаль, что по его сценариям было сделано так немного картин.

Лежат нереализованными несколько написанных им сценариев, в частности, один созданный с Тарковским по повести Александра Беляева «Ариэль», как и вошедший в эту книгу сценарий «Дом с башенкой», по которому Тарковский мечтал снять картину. Оба они, Горенштейн и Тарковский, обсуждали совместную работу над фильмом «Гамлет». А другой замечательный киномастер Семен Аранович незадолго до своей кончины заказал Горенштейну сценарий о Фанни Каплан…

Сценарий о бароне Унгерне, который напечатан в этой книге, хотел снимать Ларс фон Триер, а затем Александр Прошкин. Замечательный сценарий о жизни Марка Шагала Горенштейн написал для Александра Зельдовича. Все это пока лежит.

Но и сделанного Горенштейном, в частности, сценариев «Соляриса» Тарковского и «Рабы любви», который мы написали вместе, достаточно для того, чтобы его имя оставалось в истории кино.

Первый раз я его увидел в редакции кино-объединения на «Мосфильме». Фридрих производил странное впечатление — одет он был как-то по кургузому, в несколько слоев — под пиджаком был свитер, и под свитером фланелевая рубашка в клеточку. Его ярко выраженный еврейский местечковый акцент и постоянная смущенная улыбка сразу запоминались. Говорил он скрипучим голосом, глядя куда-то в сторону, и лишь изредка бросая взгляды на собеседника. Кажется мы были с Тарковским, и втроем разговорились об его повести, только что опубликованной в журнале «Юность». Публикация такого текста (в то время!) в советском журнале стало оглушительным событием. Фридрих же, в свою очередь, был возбужден нашим сценарием «Андрей Рублев», который был напечатан в «Искусстве кино» и тоже стал своего рода сенсацией.

Не помню сколько времени прошло с того вечера в буфете киностудии, но достаточно быстро я предложил ему переписывать сценарий «Первого учителя». Повесть Айтматова и сценарий Добродеева были написаны в таком сентиментальном, лирико-драматическом жанре. Я же хотел сделать из этого раскаленный кусок истории — трагедию, которую можно было увидеть в фильмах Куросавы. Творчество Куросавы мы с Андреем Тарковским досконально изучали в фильмотеке «Белых столбов», и этого нельзя не заметить, как в «Андрее Рублеве», так и в «Первом учителе».