Д. С. ЛИХАЧЕВ, А. М. ПАНЧЕНКО «СМЕХОВОЙ МИР» ДРЕВНЕЙ РУСИ

Д. С. ЛИХАЧЕВ, А. М. ПАНЧЕНКО

«СМЕХОВОЙ МИР» ДРЕВНЕЙ РУСИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Что такое «смеховой мир»?

Смех заключает в себе разрушительное и созидательное начала одновременно. Смех нарушает существующие в жизни связи и значения. Смех показывает бессмысленность и нелепость существующих в социальном мире отношений: отношений причинно-следственных, отношений, осмысляющих существующие явления, условностей человеческого поведения и жизни общества. Смех «оглупляет», «вскрывает», «разоблачает», «обнажает». Он как бы возвращает миру его «изначальную» Хаотичность. Он отвергает неравенство социальных отношений и отвергает социальные законы, ведущие к этому неравенству, показывает их несправедливость и случайность.

Представители семиотического учения сказали бы: смех нарушает и разрушает всю знаковую систему, существующую в мире культуры.

Но смех имеет и некое созидательное начало — хотя и в мире воображения только. Разрушая, он строит и нечто свое: мир нарушенных отношений, мир нелепостей, логически не оправданных соотношений, мир свободы от условностей, а потому в какой-то мере желанный и беспечный. Психологически смех снимает с человека обязанность вести себя по существующим в данном обществе нормам — хотя бы на время. Смех дает человеку ощущение своей «стороннести», незаинтересованности в случившемся и происходящем. Смех снимает психологические травмы, облегчает человеку его трудную жизнь, успокаивает и лечит. Смех в своей сфере восстанавливает нарушенные в другой сфере контакты между людьми, так как смеющиеся это своего рода «заговорщики», видящие и понимающие что-то такое, чего они не видели до этого или чего не видят другие.

Представители семиотического учения сказали бы: смех созидает мир антикультуры. Но мир антикультуры противостоит не всякой культуре, а только данной — осмеиваемой. Тем самым он готовит фундамент для новой культуры — более справедливой. В этом великое созидательное начало «смехового мира».

Отсюда ясно, почему «смеховой мир» отнюдь не един. Он различный у отдельных народов и в отдельные эпохи, а там, где господствует в культуре индивидуальное, личностное начало, он в какой-то мере различен и у каждого смеющегося.

«Смеховой мир» Древней Руси не изучался. Не было сделано попыток определить его особенности — национальные и эпохальные. Настоящая книга и ставит себе целью показать эти особенности.

В эпохальном отношении древнерусский смех принадлежит к типу смеха средневекового. Блестящий анализ этого средневекового смеха, — правда, только в его западноевропейском выражении, без каких-либо попыток заглянуть в Древнюю Русь, — дан в замечательной, стимулирующей книге М. М. Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» (М., 1965). Без этой — ставшей всемирно известной — книги не могла бы быть написана и эта книга о смехе в Древней Руси. Вот почему авторы с признательностью посвящают свой скромный труд памяти Михаила Михайловича Бахтина.