Судорога прекратилась. Рут лежала в темноте, обхватив руками живот. Привычные ночные шевеления ребенка служили утешением, своего рода контрраздражителем. Она пыталась сосредоточиться на них, но мысли безжалостно возвращались в пригородную клинику, где тридцать шесть лет назад ей сделали аборт. Оштукатуренные под камень дома, маска на лице, вспыхивающий свет, нарциссы. Что это значило? Какое место это занимало в ее жизни? Тайное событие, воспоминания о котором подавлены? Вопросы, которые не приходили ей в голову в восемнадцать, когда все казалось таким простым и ясным.

Она сжалась вокруг ребенка тугим комком, пытаясь прийти в себя, и повторяла про себя оправдания, как мантру. Неподходящее время. Не тот возраст. Не готова. Не была бы хорошей матерью. Но новые мысли хлынули в голову, как будто мембрана, разделяющая два временных отрезка, внезапно растворилась.

Это было ошибкой, учитывая то, что эмбрион и плод, как она теперь знает, – очень хрупкое существо, которое, бывает, не приживается и гибнет. Ее первый был стойким вне всяких сомнений: он выдержал все химические и физические атаки, призванные сорвать оплодотворение и имплантацию. Он был победителем, который неумолимо рос внутри нее, твердо решив появиться на свет. И тот факт, что он был ее с Адамом порождением – точно так же, как Лорен и Алекс, – теперь мучил ее. Может быть, это был мальчик, о котором она мечтала десять лет спустя. Кем он был бы сейчас, если бы родился? Мужчиной тридцати пяти лет. Старше сыновей Шейлы. Высокий и широкоплечий, он обнимал бы ее и любил беззаветной мужской любовью – не той, которой любят дочери, не такой сложной и многогранной.

Рут перевернулась на другой бок и впилась ногтями в ладони. Надо это остановить: это безумие, далекое от реальности. Она была другим человеком, в другой жизни. Адам был мальчиком, которого она едва знала. Если бы они тогда поженились, их брак был бы катастрофой. Из нее получилась бы ожесточенная, необразованная, некомпетентная мать-подросток. Но она жалела, что они не говорили об этом: о том, почему они прикипели друг к другу еще задолго до свадьбы и почему, в конце концов, эта связь разорвалась. Иногда она задавалась вопросом, действительно ли они когда-нибудь хотели быть вместе. Потому что, в каком-то смысле, поженились они по залету, ведь так? Невнятный поиск смысла, маскирующийся под выбор. Не то чтобы это уже имело значение теперь, когда Адам так решительно отказался от нее.

Рут откинула одеяло и оперлась на подушки, чтобы облегчить боль в спине. Ребенок повернулся, и его движение отдалось внутри нее конвульсией. Парадокс: она прилагала такие усилия, чтобы этот малыш устроился в ней и продолжал жить: то же тело, та же матка, тот же бескомпромиссный поворот стрелок биологических часов, но в обратном направлении – на восстановление плодовитости, а не на отказ от нее. По правде говоря, одна и та же женщина в разное время фертильной фазы своей жизни могла приветствовать свою менструальную кровь с радостью и облегчением или опасаться ее прихода, как предвестника поражения и бездетности. Свобода и самореализация означали иногда противодействие женской биологии неестественными средствами, а иногда – неестественным вмешательством.