«Мы все еще надеемся», — твердит миссис Коньман в теленовостях, но главным для телевизионщиков стал уже не мальчик (о котором уже сказано и написано все, что можно), а сама миссис Коньман, несгибаемая в своих доспехах от «Шанели», сверкающая бриллиантами, упорно цепляющаяся за несбыточный мираж со стойкостью героини реалити-шоу, в котором ей суждено костенеть до самой смерти. Это почище «Большого Брата». Она и раньше мне не нравилась, а сейчас тем более, но я ее все-таки жалею. Марлин поддерживает ее работа, привязанность к Пэту и, главное, дочь, Шарлотта, которая не заменит ей Леона, но все равно это ребенок, надежда, обещание. У миссис Коньман нет ничего — ничего, кроме воспоминания, которое с каждым днем становится все обманчивее. Образ Колина Коньмана разросся непомерно. Как всегда в подобных случаях, он стал всеобщим любимцем, которого обожали учителя и по которому скучают друзья. Выдающимся учеником, который мог далеко пойти. На фотографии в газете он снят на своем дне рождения, когда ему исполнилось одиннадцать, может, двенадцать лет, с дерзкой улыбкой (я, по-моему, вообще не видел, чтобы он улыбался), вымытыми волосами, ясными глазами и пока еще чистой кожей. Я едва узнал его на этой фотографии, но его истинное лицо уже не имеет значения: мы запомним Коньмана таким — трагически пропавшим маленьким мальчиком.

Хотел бы я знать, что думает об этом Марлин. Она ведь тоже потеряла сына. Я спросил ее сегодня, походя, пока Пэт собирал вещи (горшки с цветами, книги, открытки, связку шаров, похожих на аэростаты, с надписью «Выздоравливайте»). И еще задал ей вопрос, который не задавал так много лет, что потребовалось еще одно убийство, чтобы он наконец прорезался.

— Марлин, что случилось с тем ребенком?

Она стояла у постели в очках для чтения, уставившись на ярлычок на горшке с пальмой. Я говорил о ребенке Леона, Леона и Франчески, и она поняла это, потому внезапно застыла, старательно стерев с лица всякое выражение и напомнив на мгновение миссис Коньман.

— Это растение совсем сухое, — сказала она. — Его нужно полить. Господи, Рой, вы же не справитесь со всеми этими цветами.

Я не отводил от нее глаз.

— Марлин…

Ведь это ее внук, в конце концов. Ребенок Леона, подающий надежды росток, живое доказательство того, что он жил, что жизнь продолжается, что приходит весна — избитые фразы, я знаю, но они как маленькие колесики, без которых не крутятся большие, и что бы мы делали без них?

— Марлин… — повторил я.

Она перевела взгляд на Слоуна, который разговаривал с Рози. Затем медленно кивнула.