– Прости, Урсула. Мне нужно побыть одному.

* * *

Джейк потрясен. Ему нужно осознать эту новость. Урсула все понимает. В девять у нее слушания в Юридическом комитете, ей пора бежать. Пока Джейк моется, Урсула приносит ему кофе.

– Я вернусь в семь или в половине восьмого. Может, успеем в «Халео»?

– Не сегодня, – отрезает он.

– Как скажешь. – Она не должна чувствовать себя отвергнутой, но все равно чувствует. – Я люблю тебя.

Джейк не отвечает. За завесой пара она видит его силуэт. Он стоит под водой, направив лейку на затылок.

– Я люблю тебя, Джейкоб.

– Ага. Спасибо!

Урсула не понимает, почему Джейк не собирается на похороны Блессингов.

– Купер – твой друг. Вы встречаетесь каждый год, ты его всю жизнь знаешь. Да ты был на трех его свадьбах! И родителей знал. Почему ты не хочешь отдать им дань уважения?

– Это будут не похороны, а цирк, – хмурится Джейк. – Придут сотни людей, и ты, Урсула, будешь привлекать всеобщее внимание. Не хочу перетягивать внимание на нас.

– Перетягивать внимание?

– Все будут подходить к тебе, просить сфотографироваться. К тебе даже в «Старбаксе» подходят! По-моему, нехорошо навязываться Блессингам в такой день. У людей траур.

– Выходит, ты не едешь из-за меня. Тогда я останусь, а ты поезжай.

– Не получится. Эмоционально мне это будет тяжело. И потом, во вторник я должен быть в Атланте, у меня встреча с представителем Центра контроля и профилактики заболеваний. Как-никак я три месяца ее добивался.

– Понимаю, конечно, – не унимается она. – Но погибли родители твоего друга. И не один умер от старости, а оба, и скоропостижно. У них трагедия. Ты нужен там.

– Позвоню Куперу сегодня, а на неделе что-нибудь придумаю. В выходные желающих выразить соболезнования будет меньше. Ты же помнишь, как хоронили твоего папу, Салли? – Салли. Он не называл ее так уже несколько десятилетий, с тех пор как они окончили школу. Умаслить хочет. Но почему? – Ты бы не заметила отсутствия одного человека.

– Но…