На капитанском мостике стоял Эдвардс в широкополой шляпе с белыми перьями и с подзорной трубой. Он мрачно разглядывал побережье острова, западнее которого проплывал «Летучий Голландец». Их разделяли двенадцать миль. Эдвардс понимал, что было бы хорошо причалить к этому острову, чтобы переждать непогоду, очень опасную на дальнейших подступах к мысу Горн. Но было не менее очевидно, что при почти шквальном ветре подойти к острову не удастся – корабль будет разбит о береговые скалы. Продолжать путь на всех парусах к оскаленной пасти дьявола, ни о чём не думая, было бы ещё большим безумием: если здесь разыгрался шквал, то там – ураган, а если здесь ураган, там – смерч. Оставалось рассчитывать, таким образом, на один из необитаемых островов близ западного побережья Южной Америки. Эдвардс знал, что их около мыса Горн – примерно с полдюжины. Неужели не встретится ни один с достаточно защищённой от ветра бухтой? Конечно, встретится! Несомненно.
Подумав так, офицер направил трубу вперёд, чтобы оглядеть море прямо по курсу, затем – правее бушприта. Тут порыв ветра сорвал с его головы красивую шляпу с перьями и отдал её волнам за правым бортом. Но Эдвардс даже и не заметил этого. Спрыгнув с мостика, он уже бежал на корму, крича во всю глотку:
– Права руля! На четыре румба! Кливер – на наветренный борт! Брамсели убрать! Живее, не то я всех вас перестреляю к чёрту!
Дэнисен завертел штурвал. Пятеро матросов, которые находились на палубе, разом бросились исполнять команды, а их товарищи высыпали из кубрика. Когда Эдвардс, мчавшийся к трапу кают-компании, пробегал мимо камбуза, из последнего вышла Клер. Она изловчилась вырвать у офицера зрительную трубу, благо тот спешил, и одним движением навела объектив на южную линию горизонта, сделав при этом десяток шагов вперёд. Следующий шаг был назад.
В пяти с половиной милях прямо по курсу тонул корабль. Он ужасающе погибал среди пенных волн, сильно накренившись на правый борт. Корма задралась. Ему оставалось не больше часа. К счастью, быстрота брига превосходила пять с половиной миль в час, да притом значительно.
Пока Клер с трясущимися коленками созерцала страшную и величественную картину, на палубу из кают-компании поднялись ван Страттен и Эдвардс. Первый качался несообразно с ритмом и амплитудой килевой качки. Эдвардс его поддерживал. Возле Клер, которая подошла к бушприту, уже собрались матросы. Взяв у неё трубу, капитан несколько минут наблюдал за гибелью корабля. Затем он промолвил – но таким тоном, будто вёл речь о бутылке рома, столкнувшейся с утюгом: