Август вяло подчинился. Джек нажал кнопку, и тусклый свет подчеркнул худобу его лица.
– О да-а. Ха-ха-ха, вау! Да это, считай, лучшее место во всем городе. Мы обязательно вернемся сюда утром.
И хотя слово Джека было почти законом, про себя Август истово молился о том, чтобы не возвращаться в это место совсем.
2003
2003
К третьей ночи в психушке Август успел выяснить, что:
Температура воздуха тут никогда не бывает комфортной. Никогда. Либо жара, либо холод.
Едва ли половина установленных правил подчиняются здравому смыслу. Остальные как будто специально придуманы для того, чтобы их нечаянно нарушать.
Приходится есть тогда, когда велят, и то, что велят, либо не есть вообще. (И за это тоже наказывают.)
Нормальных одеял здесь нет ни у кого.
Как и настоящих друзей.
Пожалуй, тут хуже, чем в тюрьме.
Сосед по палате в ужасе шарахался от Августа и не разговаривал с ним, потому что в лечебницу его доставили прямо из зала суда, в наручниках, а санитарам не хватило человечности объяснить прочим пациентам, что он вовсе не отмороженный серийный убийца.
Ему не давали карандашей и держали его под постоянным надзором, так как непонятно с чего сочли склонным к суициду. Вдобавок Августа, в отличие от остальных обитателей заведения, вырядили в форму красного цвета, дабы все видели, что он особый пациент-преступник, как будто балагана с прибытием в наручниках и под конвоем было недостаточно.
И, что хуже всего, еще никогда в этой гребаной жизни ему не хотелось курить с такой страшной силой. Но скорее ад замерзнет, чем он затянется сигареткой в этих стенах. Поджигателям огня не выдают.
Август
Август
Он наверняка отделался бы куда легче, если бы не язвил. А как не язвить, если ему все время задавали просто-таки