Суджа бочком подобралась к столу фоторедактора Роу и положила на столешницу папку с фотографиями. Когда она перевела взгляд на отца, тот вскинул брови.

— Что ты здесь делаешь? — тихо спросил он.

Девушка указала на папку, скрестила руки на груди и многозначительно посмотрела на незаконченный макет. На лице отца отразилась целая гамма чувств: это же надо, дочь настояла на том, чтобы в самый разгар учебного года он устроил ее в газету на место единственного стажера! Вот уж придумала!

Предоставив редакторам разбираться между собой, Ким подошел к столу фоторедактора Роу и прилепил колонку к поверхности столешницы, а потом опустился в кресло, когда-то принадлежавшее дяде Ху.

— Что произошло? — спросила у него Суджа.

— Материал поступил слишком поздно.

— Что за материал? — полюбопытствовала девушка, и на глаза ей упала прядь волос. Она рассеянно убрала ее за ухо.

Отец любил продумывать все заранее и терпеть не мог, когда что-то менялось в последний момент. Суджа бывала у него в редакции с четырех лет и много дней провела возле макетов готовящихся номеров, пока он покрывал воском оборотную сторону фотографий и прижимал их к большому листу. Отцу хотелось заранее знать количество слов в каждой статье, чтобы представлять себе блоки текста, прежде чем дело дойдет до выбора шрифта. Он учил Суджу воспринимать фотографии на странице как вспышки. Снимок был лишь частью большого целого, которым и являлась газета, подобно тому как каждый журналист был безликим винтиком в сложном механизме Центрального телеграфного агентства Кореи. Поэтому с самого начала представление Суджи о фотографиях оказалось неразрывно связано с пустыми местами, оставленными в макете. Снимки, которые для них предназначались, должны были стать частью общего замысла и заполнить собой бреши.

— Хм… — вздохнул отец. — Кукурузный вор сбежал из тюрьмы. Этот малый, Чин Ли Пак.

Суджа почувствовала, как кровь отлила от головы, и оперлась о стол, чтобы не упасть.

— Что?.. — прошептала она.

— Сукин сын сбежал из исправительно-трудового лагеря Ёдок. Как это ему только удалось? — Отец покачал головой. — После того позора, что он навлек на свою семью, этот сэки, ублюдок, бежит из тюрьмы, спасая собственную шкуру, и обрекает родных на вечный позор.

Ёдок был одним из наиболее надежно охраняемых объектов в северной части Хамгёндо — засушливой провинции, известной угольными шахтами, в которые отправляли работать самых закоренелых преступников и политических заключенных. Из Едока еще никто и никогда не возвращался.

— Он сбежал… — тихо повторила Суджа.