Светлый фон

Жанетта ликовала. Папа — штейгер! Что скажет Марсель Жантиль, всесильный злобный человечек! Она душила отца в объятиях, прыгала вокруг него и основательно наступила на вытянутые ноги удобно расположившегося Дэржи. Он даже вскрикнул, но Жанетта уже обнимала его за шею и шумно требовала, чтобы гости посетили и ее комнату. Она показала им все свои сокровища: «библиотеку», пополнившуюся с Нового года еще двумя книгами, новое демисезонное пальто и уже порядком потрепанный, видавший виды мяч… Беспорядочно перескакивая с одного на другое, Жанетта рассказывала о больной Эстер Вамош, которой во что бы то ни стало необходимо поправиться по причинам, близко касающимся ее, Жанетты; об успехах Бири Новак; об Эржи Шоймоши, которая, как папа знает, стала ее закадычной подругой и во многом очень напоминает Розу Прюнье; о том, что она, Жанетта, отвечает теперь за стенную газету, а это очень важное дело, если относиться к нему добросовестно, и так далее и так далее.

Это был какой-то непрерывный поток слов, ураганный огонь, совершенно оглушивший обоих друзей. Тетя Вильма из кухни тоже активно принимала участие в рассказах Жанетты. Она то дополняла их, то отдельными замечаниями направляла по правильному руслу отступления девочки.

Слушая Жанетту, Йожеф Рошта не мог прийти в себя от изумления. Да, это она, его прежняя Жанетта, разве что стала повыше пальца на два. Как она посвежела, поправилась, какое у нее оживленное и цветущее личико! Платьице на ней хорошенькое, кожаные ботинки ловко сидят на ноге, и она чувствует себя в новых своих нарядах так же естественно, как когда-то в трепарвильских линялых, заплатанных и перезаплатанных одёжках, из которых она давно выросла… Как быстро и красноречиво она говорит! Голос ее то замирает, то становится задумчивым, то слышатся в нем резкие, повелительные нотки; она мягко грассирует, но говорит эта новая Жанетта все-таки по-венгерски! И говорит совсем не о тех вещах, какие раньше ее занимали. Это уже не прежняя, плохо воспитанная, угрюмая и упрямо замыкающаяся в себе маленькая бродяжка, а маленький целеустремленный, сознательный человечек, стремящийся вперед; душа девочки раскрылась и жадно вбирает все то, что она видит в жизни хорошего, красивого, справедливого.

Йожеф Рошта вошел в кухню. Он остановился перед сестрой; ему хотелось сказать ей что-то важное, значительное. Но вместо этого он только топтался по кухне, следуя за расторопной хозяйкой, сновавшей от стола к плите и обратно.

— Вильма… — проговорил он и запнулся.

Но Вильма и так знала, что происходит в душе Йожефа. Только не любила она пышных слов, а потому, перебив брата, громогласно изгнала его из кухни: