То, что Кирибеевич враг любых устоев, ясно с первой сцены до последней. В первой он обращается к царю и только; впрочем, и того обманывает:
В срединной, приступив на улице к Алене Дмитриевне, позорит ее перед лицом соседей, простоволосит, срывает полосатую фату, расплетает косы, то есть покушается на символы замужества. Особенно дерзко и «антинародно» этот жест выглядит, если вспомнить, откуда возвращается купеческая жена – из церкви. А в последней, выходя на бой, кланяется только царю, в то время как Калашников – и царю, и Кремлю, и церквам, и народу.
Кирибеевич – единственный персонаж поэмы, по поводу которого обобщенный рассказчик выносит жесткое нравственное суждение, именуя его «лукавым рабом». И в то же время, нечто парадоксально общее между главным отрицательным и главным положительным героем есть; и Кирибеевич, и Калашников наделены мятежными характерами. Они своевольны, они действуют по собственным правилам. Один соотносит эти правила с народной традицией (хотя все равно от нее отступает), другой их осознанно разрушает, не гнушаясь даже обманом царя. И все же они могут существовать в художественном пространстве поэмы только в паре.
Имя героя восходит к татарскому «Кирибей». Однако, дав этому герою «татарское» по происхождению прозвище, Лермонтов воздержался от развития темы чужеродности, «пришлости» героя. Наоборот, Кирибеевич сам говорит царю о «злых татаровьях». Он – не «русский» или «татарин», он стоящий вне народа символ нового врмени, лукавый раб царя и собственных страстей.