— Спроси у Отто Николаевича!..

— Точно, Левушка, пьес экайе. Папа смотрел, — подтвердил Бадер-младший. — Это, Ира, орудие из кремня, вроде топорика маленького, клинышек такой…

— А что им делали?

— М-мамонтячьи кости рубили, — снизошел Лева, сдавшийся перед авторитетом Бадера-старшего.

— Сережа, а это что — очень интересно?

Сергей вытаращил глаза.

— Ну как же! Ведь не какая-то там неолитическая стоянка, каких много, а палеолитическая! Я же говорю — самая северная!

— А может, мы там погребение найдем?

— Погребение! Может быть, и статуэтки еще?! А почему нет?! В Костенках есть же скульптура!.. То в Костенках!.. — заговорили все разом.

Машина вырвалась из толчеи московских улиц и покатила быстрее.

Нас было восемь, и мы были очень молоды. Восемь студентов исторического факультета МГУ, уже считавших себя археологами. Нам казалось, это право нам давали те несколько экспедиций, в которых мы успели побывать, эти ватники, тюки палаток, только что полученные со склада, а главное — новенькие бланки командировочных удостоверений, заверенные печатью Института археологии Академии наук. Теперь я думаю, что нам удивительно повезло: наш путь в большую науку начался с палеолита, с юности человечества, которая каким-то образом перекликалась с нашей собственной молодостью, еще восторженной и самонадеянной.

— Ты лучше скажи, много ли там осталось после экскаватора? — поинтересовался Женя. — Глубоко слой лежит?

— От поверхности метра четыре. Экскаватор его только с края задел. А так все цело!

— А чем он сверху перекрыт? Мореной? — спросил Коля Бадер.

— Нет, там суглинки. Знаешь, такие, похожие на лесс! А морены нет.

— П-поздняя твоя стоянка! И не палеолит это вовсе, а мезолит, — скептически проворчал Лева.

— Тебе, Левушка, только мезолит и мерещится! Ты еще скажи — неолит! А мамонты, по-твоему, тоже в мезолите бегали?

— Если в раннем, то п-почему бы им и не бегать? — философически отпарировал Лева. — Никто не знает, какой он, мезолит…

— Ну вот ты узнаешь и всем расскажешь!

— Да уймитесь вы, мальчики!