Светлый фон
Мы — [живущие] в жалкой Басре, пьем самое плохое питье: лимонную воду — желтую, противную, тяжелую, густую и резкую, как холерный стул[2794].

Мы — [живущие] в жалкой Басре, пьем самое плохое питье: лимонную воду — желтую, противную, тяжелую, густую и резкую, как холерный стул[2794].

Один рассказ IV/X в. описывает прием, который встретили в Дамаске у одного незнакомого им, крайне гостеприимного хозяина несколько чиновников, державших путь в Египет в поисках должностей. Их провели в баню при доме, где их обслуживали два безбородых раба и два очень красивых мальчика. Было подано кушанье, а два безбородых раба растирали им тем временем ноги. Затем хозяин дома повел их в зал, расположенный в прекрасном саду, и они начали пить вино. Хлопнув рукой по занавесу, за которым сидели рабыни, хозяин крикнул: «Пойте!» — и они запели так красиво и нежно. «Когда мы осушили уже не один кубок, он вскричал: „Что же вы скрываетесь от наших гостей, выходите!“. Он раздвинул занавес, и к нам вышли девушки, такие красивые, изящные и нежные, каких мы до этого не видывали. Одна из них играла на лютне, другая на флейте, одна на лире, одна была танцовщица и одна — с кастаньетами, все в роскошных одеждах, с дорогими украшениями, и стали нам петь». Когда они уже сильно опьянели, хозяин спросил: «Я же послал вам в обед рабов и слышал, что вы ничего не позволили себе с ними. И теперь происходит то же самое?». Ему угодно было, чтобы каждый запасся на ночь подругой. На следующее утро их вновь сводили в баню, где их обслуживали безбородые рабы и умащали их благовониями. Затем хозяин дома осведомился у них, предпочитают ли они совершить прогулку верхом в один из садов и там развлечься до обеденной поры или хотят сыграть в шахматы или нарды, посмотреть книги. Они выбрали шахматы, нарды и книги и за этими занятиями провели время до обеда[2795].

В то время теологи уже примирились с шахматами, враждебно встреченными ими в свое время. Сахл ибн Абу Сахл (ум. 404/1013) заявлял: «Если состоянию не грозит опасность убытка, а молитве — пренебрежение, то тогда игра в шахматы приятное занятие двух друзей»[2796]. Ас-Сули, который около 300/912 г. безраздельно господствовал в этой области, талант шахматиста открыл доступ ко двору[2797]. При дворе халифа ал-Му‘тадида в конце III/IX в. получила распространение игра, называвшаяся джаварихиша (игра в кости?), в которой действовали друг против друга шесть чувств человека[2798]. Однако терпеливое сидение друг возле друга и молчаливые игры были чужды арабскому духу и так и воспринимались всеми настоящими арабами. По мнению жителей Медины, «шахматы существуют только для варваров, которые, когда собираются, улыбаются друг другу, как скоты. Вот потому-то и придумали они себе для времяпрепровождения шахматы»[2799]. Для арабов же главным продолжала оставаться ритмическая музыка, сопровождающая поговорки, пословицы, шутки и крепкие выражения. Когда халиф ал-Ма’мун после восшествия на трон распорядился, чтобы к нему собрались все лучшие шахматисты Вавилонии, и они очень скованно держали себя в его присутствии, он нетерпеливо заметил: «Шахматы не уживаются с учтивостью, говорите же, как будто вы одни между собой»[2800]. Из такого навадир аш-шатрандж скомпонована сцена игры в шахматы у Абу-л-Касима[2801]. Впрочем, победителя в шахматы ждал также и вполне реальный выигрыш: выигрывали, например, угощение[2802]. Напротив, нарды — трик-трак на 12 или 24 полях с 30 камешками (фишками) и двумя игральными костями — были в высшей степени азартной игрой, которую поэты зачастую сравнивали с непостижимыми силами судьбы[2803]. Поэтому нарды долгое время оставались проклятыми людьми верующими. Так, Абу-л-Лайс ас-Самарканди называет их порождением сатаны наряду с бегами ослов, псовой охотой, бараньими и петушиными боями[2804]. Играли, очевидно, только на деньги: один человек выиграл в нарды 20 динаров[2805].