Крымская война сделала Францию руководящей европейской державой, а авантюриста Луи-Наполеона — героем дня, для чего, правда, не слишком много требовалось. Но Крымская война не принесла Франции увеличения территории и была поэтому чревата новой войной, в которой Луи-Наполеону предстояло осуществить своё истинное призвание — стать «приумножателем земель империи»[22]. Эта новая война уже была подготовлена во время первой тем, что Сардинии разрешено было примкнуть к союзу западных держав в качестве сателлита императорской Франции и специально в качестве её форпоста против Австрии; война была, далее, подготовлена при заключении мира соглашением Луи-Наполеона с Россией[23], которой больше всего хотелось наказать Австрию.

Луи-Наполеон стал теперь кумиром европейской буржуазии. Не только за совершённое им 2 декабря 1851 г. «спасение общества», которым он, правда, уничтожил политическое господство буржуазии, но лишь для того, чтобы спасти её социальное господство; не только потому, что он показал, как всеобщее избирательное право можно при подходящих условиях превратить в орудие угнетения масс; не только потому, что в его правление торговля и промышленность, а особенно спекуляция и биржевые махинации достигли небывалого расцвета. А прежде всего потому, что буржуазия признала в нём первого «великого государственного мужа», который был плотью от её плоти, костью от её кости. Он был выскочкой, как и всякий настоящий буржуа. «Прошедший сквозь огонь и воду» заговорщик-карбонарий в Италии, артиллерийский офицер в Швейцарии, обременённый долгами знатный бродяга и специальный констебль в Англии[24], но всегда и везде претендент на престол,— он своим авантюристским прошлым и тем, что морально скомпрометировал своё имя во всех странах, подготовил себя к роли императора французов и вершителя судеб Европы, подобно тому как классический образец буржуа — американец — рядом подлинных и фиктивных банкротств готовит себя в миллионеры. Став императором, он не только подчинил политику интересам капиталистической наживы и биржевых махинаций, но и в самой политике всецело придерживался правил фондовой биржи и спекулировал на «принципе национальностей»[25], Раздробленность Германии и Италии была для прежней французской политики неотчуждаемым сеньориальным правом Франции; Луи-Наполеон тотчас же приступил к розничной распродаже этого сеньориального права за так называемые компенсации. Он готов был помочь Италии и Германии избавиться от раздробленности при условии, что Германия и Италия за каждый свой шаг к национальному объединению заплатят ему территориальными уступками. Это не только давало удовлетворение французскому шовинизму и приводило к постепенному расширению империи до границ 1801 г.[26], но и снова ставило Францию в исключительное положение просвещённой державы, освободительницы народов, а Луи-Наполеона — в положение защитника угнетённых национальностей. И вся просвещённая, воодушевлённая национальной идеей буржуазия,— поскольку она была живо заинтересована в устранении с мирового рынка всех препятствий для торговли,— единодушно приветствовала эту просвещённую деятельность, несущую освобождение всему миру.