Матросов в период восстания, прежде всего, отличали наполненность революционной энергией и инициативностью. Они в равной степени могли выплескиваться как на подталкивание событий, поскольку в восстании на полдороге останавливаться нельзя, так и на самоорганизацию восставших. В состоянии возбуждения революционной толпы ведущая роль в ней матросов все-таки больше не провоцировала, а гасила левый экстремизм. Как отмечал Л.Д. Троцкий, днем 25 октября матросы, натыкаясь на противника на улицах, или вытесняя юнкеров при занятии телефонной станции и других объектов, не хотели драться “от сознания силы” и оружие для них служило “пока только внешним признаком силы”, а разоружить врага стремились особенно рабочие. В частности, опыт матросов в вопросе самосудов позволял им безошибочно угадывать предпосылки для расправ и принимать меры, чтобы их не допускать. Например, такой опыт явно проявился при аресте членов Временного правительства и конвоировании их матросами в Петропавловку. Все это повлияло на то, что Октябрьское восстание, как известно, обошлось почти без жертв, а среди тех нескольких человек (по разным данным — до десяти), которые оказались убитыми, как сообщал ряд источников, большинство были матросами. Есть основания полагать, что некоторые из них были убиты именно при стремлении не допустить проявлений левого экстремизма».

Бескровный характер Октябрьского восстания, как показала последующая история, не устроил как его противников, так и его сторонников. Подобно тому, как после Февральской революции новая власть не была склонна замалчивать ее «цену» в виде жертв революции, так и пришедшая на смену Временному правительству советская власть была заинтересована в представлениях о повышенной цене своей победы. Правда, первое время, когда Октябрь в глазах самих победителей был еще «переворотом» и существовали опасения по поводу возможности повторить Июль, новая власть заботилась об обратном, тем более, что цену победы большевиков всячески раздували их противники, не сомневаясь во временном характере этой победы. Однако по мере того как «Октябрьский переворот» становился «Великой революцией» победители стали «разукрашивать» его боями и жертвами, что, например, особенно наглядно проявилось в известном кинофильме С.М. Эйзенштейна к 10-летию Октябрьской революции. В дальнейшем это стало способствовать созданию впечатления о насильственном происхождении и левоэкстремистском характере Октября, что позднее и сыграло важную роль в гибели рожденного им строя.

***

Не менее важной темой обсуждения о роли Балтийского флота в событиях Октября 1917 года является отношение к символу Октября — выстрелу «Авроры». Несмотря на то что по причине принципиальности вопроса, выявившейся буквально в первые часы после выстрела, и нападок правых экипаж крейсера опубликовал в «Правде» уже через день после восстания заявление о холостом характере выстрела, объяснив его сигналом для судов на Неве, призывающим «к бдительности и готовности», споры об этом, время от времени разгорались на протяжении всего советского периода. Причиной их были взгляды не противников Октября, а его сторонников. В ходе дискуссий в советской печати с ссылками на заявление авроровцев невозможность боевого выстрела подтверждалась разного рода военно-техническими факторами: недопустимо острым углом траектории обстрела Зимнего дворца, отсутствием боезапаса у кораблей в ремонте и др. Однако силу этим аргументам придавали не столько военно-технические детали, сколько то, как «холостой выстрел» работал на концепцию «руководящей роли партии» восстанием. С одной стороны, он лучше, чем «боевой выстрел», соответствовал версии «сигнала» «ленинского плана вооруженного восстания», особенно если версия о «сигнале» подкреплялась какими-нибудь аргументами, вроде нежелания большевиков разрушать выдающийся историко-архитектурный памятник России. С другой стороны, он все-таки размывал концепцию руководства большевиками вооруженным штурмом Зимнего дворца. В других выявленных достоверных фактах выстрелов боевыми снарядами по дворцу, необходимых для концепции «штурма» (со стороны Петропавловской крепости, где стрельбу тоже начали матросы), еще менее просматривалась руководящая роль большевиков, и они были не известны массам. Тем не менее массовое сознание, во многом благодаря заинтересованности ветеранов революции, в том числе и во властных структурах, упорно не хотело признавать холостой выстрел «Авроры» таковым. Выстрел «Авроры» из носового орудия в советской литературе, особенно в художественной, стал именоваться «залпом» (хотя «залп» возможен как минимум из двух орудий). Особенно заметная дискуссия по этому поводу в советской печати имела место в первой половине 60-х годов. Возможно, на ее окончание тогда повлияло недовольство, высказанное Л.И. Брежневым на заседании Политбюро ЦК КПСС 10 ноября 1966 года, трактовкой историками залпа «Авроры», как холостого выстрела. Вождь пожелал, чтобы «Аврора» стреляла боевым, и историки взяли под козырек. Вопрос с выстрелом легендарного крейсера на несколько десятилетий был закрыт.