Игорь уронил волосы, развернулся.

– Я срезал с себя куски, чтобы есть. Варил в чайнике. Пил бульон.

Внутри меня булькнуло; я сморщился, сдерживая тошноту.

– Срезал куски, рану бинтовал… Слава богу, не задел артерии…

– Да вы гоните! – резко, словно проснувшись, вскрикнул Владимир. – А заражение… Да и как сам себе? Шок болевой… Что, совсем нечего было есть? Лес же, грибы, ягоды…

– Какие грибы в июне… Мы в июне поехали.

– Ну, там, петли ставить на зайцев, рыбу ловить. Да и вообще… – Владимир стал раздражаться, но за этим раздражением чувствовался испуг. – Человек может прожить без еды сорок дней. Доказано! А недавно вообще, я в интернете читал, один парень сто с чем-то…

– Хорошо, – спокойно перебил мужчина, – попробуйте не поесть семнадцать дней… Ладно, парни, я ничего не хочу вам доказывать. Петли, крючок из еловой шишки – это все в книгах. Я этого не умел и не умею. Я просто боролся за свою жизнь. Когда я жил в удобной квартире, мне она была не нужна, но когда попал в такую ситуацию… Я даже сам удивлялся, но я очень захотел жить. Шел и шептал: «Жить, жить…» Отрезал от себя куски, чтобы жить. – Игорь один, не приглашая нас, допил из стаканчика и доел остатки бутерброда. – И вот – живу.

Мы молчали. Как-то это нас с Владимиром потрясло. Неожиданностью, скорее… Я долго подбирал слова и, наконец-то подобрав, спросил:

– И как, нравится вам теперь жить? В таком… м-м… в таком состоянии?

– Нравится. – Мужчина ответил без промедления, уверенно и даже с веселостью. – Стал бабником, и женщины, кстати, с удовольствием, несмотря на это, – потрогал себя за шею. – Еще в советское время открыл свое дело – кроссовки шили очень хорошие, и некоторые спортсмены носили. Теперь стереосистемами торгую. Не жалуюсь.

– И ходите по таким норам? – хмыкнул Володя.

Он огляделся:

– Да, место не очень, но иногда спускаюсь. Я не брезгливый. Да и живу рядом, напротив Третьяковки.

Еще помолчали. Расспрашивать Игоря о подробностях его плутания в тайге было неловко – не пацаны же мы, жаждущие послушать про приключения. А он и не выказывал желания рассказывать больше. Постоял и стал прощаться:

– Что ж, до свидания. Извините, что побеспокоил. Просто не могу спокойно реагировать, когда говорят о готовности умереть. Поэтому и встрял.

Слегка нагнулся, бросил пустой стаканчик и бумажную тарелку в коробку для мусора под столом и пошаркал к выходу.

Минут через десять после его ухода Владимир вдруг возмутился:

– Но другие ведь кончают! И я смогу. На хрен мне всё это!

– По-моему, – сказал я, – нагнал он просто. Как это можно заблудиться, когда по реке идешь? Инвалид какой-нибудь с ЗИЛа, решил нам любовь к жизни вернуть.