С середины 1950-х годов «либеральная» тенденция постепенно набирала силу, причём, вопреки общественной мифологии, реально – в значительно большей степени в так называемый брежневский «застой», чем в хрущёвскую «оттепель». Это проявлялось в разных сферах, прежде всего в деятельности тех групп так называемой творческой интеллигенции, которые ориентировались на «либералов» во власти (прежде всего в Международном отделе ЦК КПСС под патронатом такой фигуры, как О. Куусинен), нередко выступая их внешним рупором. Одно из главных направлений деятельности этих групп – критика «культа личности» Сталина, которая переросла в «критику сталинизма». Другим проявлением «либеральной» тенденции стало усиление акцента на роли и значении материального в жизни, быта, экономических факторов. Позднее это найдёт отражение и в принятой на XXII съезде КПСС новой программы партии и в экономической реформе Косыгина – Либермана.

Усиление «либеральной» тенденции происходило в такт с углублением интеграции СССР, точнее определенных сегментов номенклатуры, в мировую капсистему, в мировой рынок по линиям торговли сырьём, золотом, драгметаллами, а затем и нефтью. В результате «либерализм» определённой части советской номенклатуры как бы приобрёл вторую, пусть ещё очень слабую, основу – мировую капиталистическую. С этого момента для определённой части господствующих групп советского общества дальнейшая интеграция СССР в мировую капсистему (тайная мысль и надежда: конвергенция с ней) стали средством преодоления первого базового противоречия Большой системы «СССР» путём выхода за его рамки. Ясно, что наличие такой тенденции подрывало антикапиталистическую суть системы и означало эрозию последней.

Второе базовое противоречие советской системы связано с природой власти в системе советского коммунизма. Это была не политическая, не экономическая и не идеологическая власть. Не была это и сумма этих властей. Речь должна идти о социальнооднородной, гомогенной по сути, по субстанции власти, являвшей себя в различных своих функциональных ипостасях в зависимости от задач. В руках любого представителя номенклатуры находилась всеохватывающая социально-однородная власть. Даже паспортистка в паспортном столе обладала на своем крохотном пятачке всей полнотой власти над данным социальным пространством.

Власть в СССР была основой самой себя. Поэтому в 1989 году я ввел термин «кратократия» (власть власти, «властевластие»), а потом уже у Ленина встретил фразу, что власть коммунистической партии основывается на насилии, неограниченном ничем, никакими законами. Если эта власть такова, то она в силу своей имманентной однородности в принципе исключает разделение на качественно различные ветви. Как только она начинает делиться, как это произошло у нас в 1987–1988 годах, эта власть умирает.